Элис Фини - Его и ее

— Все в порядке, я не очень хочу пить, — ответила Кэтрин, покраснев еще больше, чем раньше, так что ее лицо и банка стали почти одного цвета.

— Не может быть, я настаиваю.

Рейчел протянула напиток через стол, и разговор продолжился.

Я не могла оторвать глаз от листка бумаги, читая записку и размышляя, как правильно поступить:

Я напи́сала в банку Кэтрин. Если скажешь ей до того, как она выпьет, завтра за ланчем будешь сидеть одна.

Конечно, я уже знала, как поступить правильно, но так ничего и не сделала, а просто сидела и смотрела на тарелку с едой, которая в меня больше не лезла.

Через пять мучительных минут после того, как она села с нами, Кэтрин взяла напиток. Рейчел удалось сохранить невозмутимое лицо, но вид у Хелен был восторженный, а Зои уже хихикала. Мне хотелось, чтобы она только пригубила, но девочка откинула голову назад, сделала несколько глотков и только тогда поняла: что-то не так.

— Ты только что выпила мою мочу! — произнесла Рейчел, широкая улыбка снова озарила ее лицо.

Все засмеялись, и новость о том, что случилось, вскоре стала распространяться от одного столика к другому, пока чуть ли не вся школа начала показывать пальцем на Кэтрин Келли и смеяться над ней.

Она не сказала ни слова.

А просто пристально посмотрела на меня.

Затем встала и вышла из столовой, не забрав свой поднос и не оглядываясь назад.

Среда 07.45

— Я хочу, чтобы вы пошли со мной.

Анна и Прийя обе смотрят в мою сторону, но я обращаюсь к своей бывшей жене.

— Скажите, пожалуйста, она здесь ни к чему не притрагивалась? — спрашиваю я Прийю, у которой на удивление застенчивый вид.

— Только к телефону.

Я закрываю глаза. По-моему, я знал, что она собиралась сказать до того, как она это произнесла. Это была моя идея попросить Анну подождать в кабинете школьного секретаря, так что винить больше некого. Я поворачиваюсь к ней, желая увидеть реакцию.

— Звонок на твой мобильный — якобы с информацией о последнем убийстве — был сделан со стационарного телефона в этой комнате.

Анна пристально смотрит на старомодный аппарат.

— Но ты же можешь посыпать его порошком и взять опечатки пальцев? Или что ты там делаешь?

— Думаю, мы обнаружим только твои отпечатки, и у нас нет никакой возможности узнать, были ли они здесь раньше или появились только сегодня утром.

— Конечно, мои отпечатки пальцев появились на этом телефоне только сейчас, как они могли появиться раньше?

Прийя выступает вперед.

— Сэр, извините, я…

— Ты что, предполагаешь, что я позвонила сама себе и дала наводку? — перебивает ее Анна.

— Я еще ничего не предполагаю, но по-прежнему собираю улики. Пожалуйста, пойдем сейчас со мной. Прийя, вы оставайтесь здесь и ждите группу. Проследите, чтобы они проверили каждый угол и каждую щель в этом кабинете. Тот, кто убил Хелен Вэнг, был здесь.

Я держу дверь для Анны — я же все-таки джентльмен, — а в ответ, проходя мимо, она одаривает меня одним из своих неодобрительных взглядов. За последние несколько месяцев нашего супружества я к ним привык. Сначала мы молча идем по школьным коридорам, но ей не надо ничего говорить, поскольку я и так знаю, что она кипит от злости. У мужей и жен вырабатывается собственный молчаливый язык. Они не забывают, как на нем говорить, — даже если разводятся — и бегло считывают выражения лиц друг друга, жесты и непроизнесенные слова.

— Куда мы сейчас идем? — наконец спрашивает она.

— Вывожу тебя из помещения.

— Я все равно буду освещать эту историю.

— Как хочешь.

— Ты считаешь, что я не должна?

— С каких это пор тебя беспокоит мое мнение?

Она останавливается, но я больше не хочу продолжения. Я так устал спорить по любому поводу, кроме того, что нас сломало, хотя именно это мы должны были как следует обсудить, чего так и не произошло.

— Ты мне веришь, так? — спрашивает она.

Тридцатишестилетняя женщина, стоящая передо мной, превращается в застенчивого и испуганного подростка, которого я знал двадцать лет назад. В тихую девочку, с которой моя сестра и Рейчел Хопкинс дружили по неизвестным и непонятным мне причинам. Она была совсем другой. Тогда девочки были для меня даже большей тайной, чем сейчас для меня являются женщины.

— Ты говоришь, что сегодня утром тебе позвонили ровно в пять.

— Да.

— И что ты не узнала голос и даже не можешь сказать, кто звонил: мужчина или женщина?

— Правильно. По-моему, голос был искажен.

Я не могу не поднять бровь.

— Интересно. Как ты думаешь, почему кто-то сообщил тебе об этом убийстве? — спрашиваю я, но она пожимает плечами.

— Потому что видели по телевизору, как я освещаю первое убийство?

— Тебя не беспокоит, что это может быть нечто более личное?

Анна смотрит так, словно хочет мне что-то сказать, но затем, похоже, передумывает. У меня нет времени играть в прятки, и я иду дальше.

Мы доходим до парковки, и я вижу, что грузовик со спутниковыми тарелками уехал. Здесь практически никого нет, почти как прошлым вечером, когда я сюда заезжал. Я никому об этом не сказал, поскольку знаю: факт, что я был здесь, равно как и на месте преступления в лесу в понедельник вечером, выставляет меня не в самом лучшем свете. Полицейские машины и машины прессы все еще припаркованы на стоянке перед школой, куда я сейчас собираюсь увести Анну.

— Где твоя группа? — спрашиваю я.

— Они не знали, на сколько меня задержали , и, наверное, пошли завтракать.

— Провожу тебя до твоей машины, — говорю я, заприметив вдали красную «Мини», которую терпеть не могу.

— Черт возьми, ты действительно хочешь, чтобы я убралась.

Анна ждет ответа, но я молчу. Мы продолжаем идти, каждый шаг тяжелее предыдущего — на нас как по заказу давит наше неловкое молчание. Она, кажется, не замечает разбитого стекла, пока я ей не показываю.

Кто-то разбил окно ее машины.

— Ну что же, превосходно, — говорит она, подходя немного ближе и пытаясь заглянуть внутрь.

— Ничего не трогай.

Не сводя глаз с Анны, звоню Прийе и прошу ее кого-нибудь сюда прислать.

— Чего-то не хватает? — спрашиваю я, едва закончив разговор.

— Да, дорожной сумки. Она лежала на заднем сиденье.

— Ты по-прежнему думаешь, что к тебе это не имеет никакого отношения? Кто-то — уверен, что убийца — позвонил тебе и сообщил о второй жертве. Теперь окно твоей машины разбито, и твоя сумка украдена. Ты знала обеих жертв. Ты не думаешь, что это своего рода предупреждение?

— А ты? — спрашивает она, подняв на меня глаза.

Ее лицо заметно бледнее, чем раньше, и у нее по-настоящему испуганный вид. Я не знаю, обнять ее или возненавидеть. Не сомневаюсь — она мне недоговаривает.