Жереми Фель - Матери [litres]

В их отсутствие кто-то оставил на крыльце букеты цветов, а также плюшевые игрушки и куклы, одна безобразнее другой. Синди, проходя, хотела взять какую-нибудь, но Норма ей категорически запретила. Ей не хотелось приносить в дом эти символы людской жалости.

Отныне придется запирать ворота на ключ, чтобы в дом не смог проникнуть ни один посторонний.

Норма не мешкая вышла во двор и принялась бросать в мусорный мешок все, что попадало под руку. Ничего этого Синди было не нужно: ей требовалась только мать, Грэм, Томми и возможность спокойно провести остаток детства в этом доме, который скоро будет очищен от всякой скверны.

Через два дня после госпитализации Синди Норма бесстрастно объяснила дочери, что с ней произошло и почему ей придется еще побыть в больнице. Психолог тоже немало времени провел у ее постели – и его предварительный диагноз оказался вполне утешительным. Когда Норма снова осталась наедине с дочерью, она заверила ее, что теперь ей нечего бояться, что мама всегда будет рядом и защитит ее, хотя при этом она прекрасно понимала, что худшее еще впереди.

Сначала придется привыкать к собственному отражению в зеркале, потом – к взглядам посторонних .

Отечность с ее лица немного спала. Правый глаз открывался уже лучше. А левый был наполовину закрыт, и в щелку между веками проглядывала только студенистая жидкость, которая все еще вызывала дрожь у Нормы. Как и предупреждал врач, у Синди наблюдался легкий паралич левой стороны лица. Массажист, с которым уже договорились, будет приезжать к ним домой и проводить курс реабилитации, начиная со следующего дня. Все шло по плану. Когда-нибудь ее шрамы зарубцуются. Сломанные молочные зубы выпадут, и на их месте вырастут коренные, а другие заменят протезами. В ближайшее время можно будет поставить и глазной протез. Норма провела поиск в Интернете, и результат ее не порадовал, хотя в случае с Синди врачам удалось спасти окуломоторные мышцы, так что она сможет двигать искусственным глазом не хуже, чем обычным.

Да, конечно, должно пройти время. И с этим также придется смириться.

И все же Норма не могла избавиться от навязчивого ощущения, что у дочери пострадало не только лицо, а нечто большее, – то, что не удастся полностью восстановить никогда.

Последние дни Норму с большей или меньшей настойчивостью пытались вызвать на разговор журналисты, докучая ей своими предложениями, которые она всякий раз отвергала.

Она боялась, что кому-нибудь из них удастся сфотографировать Синди без ее ведома.

Не желая еще больше расстраиваться, она не читала газет, не смотрела репортажи по местному телевидению или Интернету и даже перестала отвечать на эсэмэски, звонки и электронные письма – все эти горестные знаки внимания со стороны внешнего мира, очнувшегося лишь для того, чтобы полюбоваться, как больно Норме Хьюитт.

Герберт не раз приезжал проведать ее в больнице и сетовал, что расследование продвигается не так быстро, как ему бы хотелось. Он пробовал опросить Синди, но безуспешно: девочка так и не смогла вспомнить, как выглядел злодей, который на нее напал. А через три дня какие-то два негодяя изнасиловали местную жительницу, избив ее бейсбольными битами, а потом украли у нее все украшения. По мнению Герберта, это был самый верный след. Этот след, однако, уводил полицию все дальше от настоящего преступника, что вполне устраивало Норму.

Записка, которую она оставила для Томми, когда в спешке заезжала домой за вещами, так и лежала на кухонном столе. Уложив Синди в постель, она сразу же поднялась к нему в комнату, надеясь обнаружить там следы его недавнего пребывания. Но в его комнате ничего не изменилось. В ее отсутствие младший сын не возвращался.

И теперь ей предстояло свыкнуться с мыслью, что он уже никогда не вернется.

Грэм искал Томми повсюду, но безуспешно. В начале недели, выйдя из больницы, Норма даже наведалась к Дилану – в мрачный дом на окраине города, где он жил со своими родителями, но Дилан сказал, что не видел Томми с тех пор, как вернулся домой после каникул. Других приятелей, насколько ему было известно, у Томми не было. В общем, что бы Норма ни делала и как ни терзала себя, пытаясь узнать, где он мог затаиться и каково ему сейчас, она неизменно оказывалась в тупике.

Однако, случись с ним беда, она узнала бы об этом первая .

Она слишком поздно заметила, что Томми прихватил все свои сбережения, и это ее несколько обнадежило, хотя он вряд ли смог бы долго протянуть на эту сумму. Впрочем, она допускала, что он в какой-то степени сможет выпутаться из ужасной истории, вынудившей его бежать из дома.

Ведь она как никто другой знала, на что способен человек перед лицом опасности.

Норма уже не раз была готова сдаться и попросить Герберта объявить Томми в розыск, но вовремя останавливалась, понимая, что не может вовлекать его в это дело, поскольку он подозревал ее сына в нападении на мужчину в Эмпории, не говоря уж о том, что, по словам Грэма, шериф считал его причастным и к нападению на Синди, хотя об этом больше не заикался. Если Герберт доберется до Томми раньше, чем она, он станет допрашивать его на свой лад, а там кто знает, как поведет себя Томми…

Нет уж. Она должна верить в себя. И главное – верить в сына, чтобы не поддаться отчаянию, хотя в самые трудные минуты она порой приходила к убеждению, что было бы куда проще, если бы он исчез из ее жизни. Потом Норма, конечно, корила себя за столь ужасные мысли, недостойные ни одной матери на свете.

Однако она и представить себе не могла, что будет делать, когда он вернется, – сможет ли ему помочь в случае чего, сможет ли смотреть на него и относиться к нему так, как прежде.

И еще один вопрос, самый страшный: насколько он успел измениться за это время?..

К счастью, Грэм будет рядом и послужит опорой. Он поможет ей мало-помалу освободиться от этого бремени и даст младшему брату то, что не сможет дать она. Уж они-то поймут друг друга.

По ее просьбе Грэм всю неделю оставался ночевать в квартире Эмбер. Но теперь пришла пора и ему возвращаться домой.

Норме казалось, что в последнее время он был очень грустный – как в воду опущенный. Но это было временное явление. В конце концов он воспрянет духом, как и все они.

Норма ополоснула стакан и решила полить цветы в палисаднике: ей не терпелось вернуться к повседневным домашним заботам и приобщить к ним детей.

Завтра она съездит в «Уолмарт» и закупит все необходимое, чтобы не выходить из дома несколько дней. А потом, если Синди почувствует себя бодрее и если она купит эффективное средство, чтобы защитить ее рубцы от солнца, они вдвоем проведут весь вечер в саду.

Как прежде .

Да здравствуют простые радости, и прочь никчемные печали!