М. Л Рио - Если бы мы были злодеями

– Я не знаю, так ли это, – тихо говорю я, но никто из нас не продолжает разговор.

Некоторое время мы едем молча, затем Филиппа включает магнитолу. Оказывается, она слушает аудиокнигу. Айрис Мердок, «Море, море». Я прочитал Мердок в камере еще несколько лет назад. Помимо физических упражнений и отчаянной надежды остаться незамеченным, это то, что делает в тюрьме настоящий шекспировед – читает. К концу десятилетнего заключения меня – за хорошее, то есть ненавязчивое поведение – вознаградили работой с книжными стеллажами вместо чистки картошки.

Поскольку я знаю «Море, море», то почти не прислушиваюсь к фразам. Я спрашиваю Филиппу, можно ли открыть окно, и высовываю голову, как пес. Она смеется, но ничего не говорит. Свежий иллинойский воздух овевает мое лицо, невесомый и изменчивый. Я смотрю на мир сквозь ресницы, еще встревоженный тем, как он светел даже в этот пасмурный день.

Мои мысли убегают в Деллехер моего прошлого, и я невольно задаюсь вопросом, узнаю ли я его теперь? Может, они давно снесли Замок, вырубили деревья, расчистив место для настоящего студенческого общежития, и, наконец, возвели забор, чтобы ребята держались подальше от озера. Пожалуй, сейчас он смахивает на детский летний лагерь – стерильный и безопасный. Впрочем, возможно, он, как и Филиппа, практически не изменился. Я вспоминаю его: пышный, зеленый, и дикий, и зачарованный, будто лес Оберона или остров Просперо. Есть кое-что еще, чего никогда не рассказывают о таких волшебных местах: они столь же опасны, как и прекрасны. Почему Деллехер должен быть иным?

Спустя два часа машина припаркована на пустой подъездной дорожке у Деллехер-холла. Филиппа выходит первой, и я следую ее примеру. Сам особняк остался тем же, что и раньше, но я смотрю на озеро, сверкающее под обескровленным солнцем: вода вспыхивает синим и зеленым, подобно огненному опалу. Окружающий лес так же густ и дик, как и прежде, верхушки деревьев яростно вонзаются в небо.

– Ты в порядке? – спрашивает Филиппа.

Я топчусь возле машины.

– « Едва ль случалося кому

Ходить, как ты, в столь странном лабиринте » [36] Вильям Шекспир. «Буря» (Пер. Н. Сатина). , – отвечаю я ей.

Паника мягко трепещет у сердца. На мгновение мне снова двадцать два – и я с пылом и ужасом наблюдаю, как ускользает сквозь пальцы моя невинность. Десять лет попыток объяснить Деллехер во всем его обманчивом великолепии парням в бежевых комбинезонах, которые никогда не учились в колледже или даже не оканчивали среднюю школу, заставили меня осознать, что, будучи студентом, я оставался слеп (хотя, будучи студентом, я этого хотел). Деллехер оказался не столько академическим учреждением, сколько культом – диковинной фанатичной религией, где любой поступок можно оправдать во имя муз. Ритуальное безумие, экстаз, человеческие жертвоприношения. Неужели мы были околдованы? Или нам промыли мозги? Возможно.

– Оливер? – мягко зовет Филиппа. – Ты готов?

Я молчу. Я никогда не был готов.

– Давай.

Она идет вперед, а я тащусь следом.

Я готовился к повторной встрече с Деллехером – изменившимся или нет, – но чего я не ожидал, так это внезапной боли в груди, сродни тоски по прежней возлюбленной. Я отчаянно скучал по нему. На мгновение мне становится страшно вновь потерять себя здесь.

– Где он? – спрашиваю я, когда нагоняю Филиппу, надеясь отвлечь себя чем-то более осязаемым, а именно – причиной, по которой я рискнул вернуться.

– Он хотел подождать в «Голове зануды», но я не уверена, что тебе стоит сразу туда идти.

– Почему?

– В «Голове» еще работают некоторые из твоих знакомых. – Она пожимает плечами. – Готов ли ты увидеть их?

– Я бы беспокоился о том, готовы ли они увидеть меня, – парирую я, потому что понимаю: именно об этом она и думала.

– Да, – кивает она. – Все верно.

Она ведет меня через парадные двери: герб Деллехера, ключ и перо, неодобрительно взирает на меня сверху вниз, словно говоря: «Вам здесь не рады». Я не спрашивал Филиппу, кто еще в курсе, что я вернусь. Сейчас лето, и студенты уехали, но персонал часто задерживается. Не сверну ли я за угол и неожиданно наткнусь на Фредерика? Или на Гвендолин? Или, боже упаси, на Дина Холиншеда?

Холл пуст. Мне становится жутковато. Наши шаги эхом отдаются в широких коридорах, где обычно снуют студенты. Любой, даже самый слабый звук становится гулким. Я с любопытством заглядываю в музыкальный зал. На окнах висят длинные белые занавеси, сквозь щели между ними широкими полотнищами просачивается тусклый солнечный свет. Здесь царит навязчивое ощущение заброшенного собора.

Столовая тоже почти пуста. Колборн сидит в одиночестве за студенческим столиком и поглаживает пальцами чашку с кофе. Он выглядит совершенно неуместно. Кажется, он рад нас видеть. Он поспешно встает и протягивает мне руку. Я без колебаний пожимаю ее, почему-то тоже радуясь встрече с ним. Странно.

– Шеф.

– Уже нет, на прошлой неделе я сдал свой значок.

– Поздравляю. Но почему? – Филиппа.

– В основном это идея моей жены. Она говорит, если уж я должен постоянно рисковать получить пулю, то пусть мне хотя бы хорошо платят. – Колборн.

– Как трогательно. – Филиппа.

– Она бы тебе понравилась. – Он.

Филиппа смеется и говорит:

– Наверное.

– А как ты поживаешь? – спрашивает он. – До сих пор еще тут торчишь? – Он оглядывает пустые столы, будто не вполне уверен, где сейчас находится.

– Мы теперь живем в Бродуотере, – отвечает она. – Я имею в виду город.

Я предполагаю, что «мы» – это она и Мило. Я и не знал, что они вместе. Сейчас Филиппа для меня почти такая же загадка, как и десять лет назад, но я люблю ее не меньше, чем тогда.

И мне – больше, чем кому бы то ни было, – известно об отчаянно хранимых секретах.

– Мы не слишком часто бываем здесь летом.

Колборн кивает. Интересно, чувствует ли он себя неловко рядом с ней? Он знает меня и всех нас, но видит ли он в ней подозреваемого… или уже нет?

Я наблюдаю за ним и надеюсь, что мне не придется напоминать о нашей сделке.

– Резонно, – довольно дружелюбно отвечает он.

Филиппа пожимает плечами.

– Нам нужно определиться с сезоном на следующий год, но мы можем сделать это и в городе.

– Есть какие-то соображения?

– Мы думаем о «Двенадцатой ночи» для третьекурсников. У нас двое студентов с действительно общей ДНК, если можно так выразиться… впервые с того момента, как… в общем, впервые со времен Рен и Ричарда. – Прежде чем она продолжает, воцаряется короткая неловкая пауза. – И мы понятия не имеем, что делать с четвертым курсом. Фредерик хочет рискнуть и попробовать «Зимнюю сказку», но Гвендолин настаивает на «Отелло».

– Хорошая группа в нынешнем году?