М. Л Рио - Если бы мы были злодеями

– Похоже на то. – Джеймс сел на краю постели и пробежал пальцами по волосам.

Когда он поднял голову, то был взъерошенным, усталым и казался немного приболевшим. Лицо у него совсем побледнело.

Я приподнялся на локтях.

– Ты в порядке?

– А что?

– Ты по-настоящему… я не знаю… измотан.

Он снова опустил голову.

– Ага, – ответил он. – Я плохо спал.

– Тебя что-то тревожит?

Он просто моргнул в ответ, дескать, не понял вопроса. Затем непринужденно произнес:

– Нет. Ничего.

Он снял ботинки и встал.

– Ты уверен?

– Я в порядке. – Он повернулся ко мне спиной, расстегнул джинсы и позволил им соскользнуть на пол.

Голос его звучал чересчур ровно, но как-то неправильно, будто кто-то взял фальшивую ноту – да так и продолжал ее тянуть.

Я оттолкнулся от матраса, поднялся и медленно подошел к нему.

– Джеймс, – сказал я, аккуратно подбирая слова, – не пойми меня неправильно, но я не верю тебе.

Он оглянулся через плечо. Сначала он казался смущенным, но потом покачал головой и улыбнулся.

– « Ладно, куда ни шло: раз в жизни сделаю глупость! » [37]Ты слишком хорошо меня знаешь.

Он сложил джинсы и бросил их в изножье кровати.

Я пожал плечами.

– Тогда расскажи мне, что не так.

Он помедлил.

– Ты должен обещать мне, что все останется между нами.

– Конечно.

– Ты не захочешь этого знать, – предупредил он.

– Джеймс, о чем ты? – спросил я более нетерпеливо.

Он не ответил – просто стянул рубашку, стоял в боксерах «Кельвин Кляйн» и молчал. Я пялился на него, сбитый с толку и необъяснимо встревоженный. Дюжина различных вопросов пробежала в моей голове, прежде чем моя собственная неловкость заставила меня опустить взгляд и я понял, что он пытался показать мне.

– О боже! – Я схватил его за руки и притянул к себе, тотчас забыв об охватившем меня смущении.

Распухшие круглые, грубые, свежие синяки покрывали внутреннюю сторону его рук вплоть до локтей.

– Что это такое, Джеймс?

– Следы пальцев.

– Что? – Я отпустил его одну из его рук и дернулся, как от удара током. – Нет.

– К сожалению, да.

– Как это вообще случилось? – требовательно спросил я.

– Сцена убийства, – ответил он. – Когда я пронзаю его в последний раз, он опускается на колени, хватает меня и… вот.

– Он видел?..

– Конечно нет.

– Ты должен показать ему, – заявил я. – Он, возможно, даже не догадывается, что причиняет тебе боль.

Он посмотрел на меня в упор. В его глазах неожиданно полыхнула ярость, и живот у меня скрутило так, что стало трудно дышать. Когда он заговорил, голос его звучал тихо, угрожающе и незнакомо.

– Оливер, когда в последний раз ты оставлял на ком-нибудь похожие отметины, ты не понимал, что делаешь?

– Я никогда не оставлял ни на ком отметин.

– Именно. Ты бы знал, если б оставил.

Я осознал, что до сих пор держу Джеймса за другое запястье, и резко отпустил его. Он покачнулся назад, как будто потерял равновесие, а я до этой секунды тянул его к себе. Я уже собирался извиниться, но у меня сдавило горло, когда он, опустив плечи, провел пальцами по внутренней стороне руки. Он, должно быть, забыл, что я смотрю на него, поскольку на его лице появилось странное выражение. Он стиснул челюсти, зубы крепко впились в нижнюю губу, как будто он боялся издать звук и открыть рот, боялся того, что могло сорваться с языка. Злость читалась в каждой его черте, но там также были и печаль, и отчаянное неверие.

Внезапно я рассвирепел, пульс застучал в ушах. Ричард – как он смел? Я хотел разорвать его на части, но я слишком хорошо знал границы своих возможностей. У меня нет никаких шансов причинить ему боль – и моя собственная слабость злила еще сильнее, чем его жестокость.

– Ты должен сказать Фредерику или Гвендолин о том, что он вытворяет, – сказал я громче, чем намеревался.

– Как стукач? – ответил Джеймс. – Нет, спасибо.

– Тогда только Фредерику.

– Нет.

– Ты должен сделать хоть что-то!

Он оттолкнул меня и почти закричал:

– Нет, Оливер! – Он гневно взглянул на меня и отвернулся, уставившись в пустой угол комнаты. – Ты обещал, что ничего никому не расскажешь.

Я почувствовал легкий укол, болезненную занозу там, где его ладонь ударила меня в грудь, будто что-то ужалило меня. Я схватил его за плечо и развернул лицом к себе.

– Почему, Джеймс?

– Я не собираюсь доставлять ему такого удовольствия, – ответил он, глядя в пол, его щеки горели ярким румянцем стыда. – Если он будет знать, как просто причинить мне боль, что заставит его остановиться? – Его взгляд вновь метнулся к моему лицу – умоляюще и тревожно. Его глаза потемнели. – Он сдастся, если не будет уверен, что это работает. Поэтому обещай мне, что ты не проговоришься.

Я почувствовал себя так, словно кто-то пнул меня в живот: каждый мускул свело и жгло болью. То, что мне хотелось сказать, было неуловимо, недоступно, недосягаемо. Любая идея, приходившая в голову, казалась гротескно неподходящей, и потому одно безрассудное мгновение я подумывал о том, чтобы просто обнять Джеймса и не отпускать. Вместо этого я ухватился за ближайший столбик кровати и оперся о него. Голова отяжелела, я переполнился смятением, яростью и дюжиной гораздо более сильных чувств, которые пока еще не мог определить.

– Джеймс, это конец.

– Да.

– Что будем делать?

– Ничего. Пока ничего.

На следующий вечер во время репетиции я не сводил глаз с Ричарда – и на сцене, и вне ее. Так уж получилось, что, когда он вновь перегнул палку, я был не единственным, кто наблюдал за ним.

Филиппа, Александр, Джеймс, Рен и я как раз закончили первую сцену второго акта, которая длилась довольно долго. Тут был и диалог Брута с Порцией, и разговор с Лигарием, и в промежутке – беседа Брута с остальными заговорщиками. Я и понятия не имел, как Джеймс умудряется помнить свои реплики.

Рен и Филиппа покинули подмостки и с любопытством смотрели на сцену из-за правой кулисы. Джеймс, Александр и я отыграли свое и направились в левую сторону: теперь мы нетерпеливо ждали нового выхода, стоя в душном полумраке.

Итак, сцена убийства.

– Как думаешь, сколько у меня есть времени? – спросил меня Александр хриплым шепотом.

– Покурить? – усмехнулся я. – Достаточно, если пойдешь прямо сейчас.

– Если я опоздаю, прикрой меня.

– Интересно, каким образом?

Он пожал плечами.

– Притворись, что забыл реплику, или что-то в этом роде.

– И вызвать гнев Гвендолин? Нет.

Рен вытаращила глаза и приложила палец к губам, и Джеймс толкнул Александра локтем.

– Замолчите, – шикнул он. – Вас слышно даже там.

– Какая у них сцена? – спросил Александр, понизив голос.

Ричард уже вышел на подмостки – без пиджака и галстука – и говорил со слугой, которого играл один из наших неисчерпаемых второкурсников.