М. Л Рио - Если бы мы были злодеями

– « Вот он! » – чуть тише сказал я, глядя на девушку, которая стояла возле меня.

И меня снова захлестнула странная собственническая гордость. Все в зале смотрели на Джеймса (разве они могли на него не смотреть?), но я – единственный действительно из всех – знал его от и до. По крайней мере, я так считал.

– « Оставьте нас – и я, быть может,

Узнать успею то, что нас тревожит.

…С добрым утром! »

Джеймс поднял голову, посмотрев на меня в упор. Он, казалось, был удивлен, обнаружив меня здесь, хотя я не знал почему. Разве я не был его правой рукой, его оруженосцем? Банко, Бенволио или Оливер. Какая разница!

Мы слегка поспорили о его безответной любви, и началась мизансцена, в которой я всякий раз преграждал ему путь, как только он собирался уйти, пытаясь уклониться от моих вопросов. Он был рад подыграть мне, пока, наконец, не сказал твердо и решительно:

– « Прощай! Я ухожу… »

– « С тобой и я.

Уйдя один, обидишь ты меня », – воскликнул я, поймав его за руку.

– « Меня совсем разбило горе это.

Я чувствую, что я не здесь, а где-то

В иной стране !»

Он высвободил руку и развернулся, но я метнулся ему наперерез, преграждая дорогу. Мое желание удержать его на месте в какой-то момент вышло за пределы мотивации актера и его персонажа, меня охватила нелепая мысль, что если он сбежит, то я потеряю его навсегда.

– « Скажи, кого ты любишь? » – спросил я, опустив руки ему на плечи, ища в его глазах проблеск ответного искреннего чувства.

– « Ты хочешь, чтоб заплакал я? » – Джеймс.

– « Зачем?

Скажи серьезно, просто ». – Я.

– « Так потребуй,

Чтоб написал отчаянно больной

Серьезно завещанье! Кто ж ответит

Охотно на совет такой и встретит

Его с улыбкою! Но, впрочем, я

Скажу тебе серьезно, что люблю

Я женщину ». – Джеймс.

На мгновение я забыл свой текст. Мы смотрели друг на друга, а толпа вокруг нас растворилась в неясных тенях, превратившись в манекены в маскарадных костюмах. Вздрогнув, я вспомнил реплику, произнес ее и выслушал ответ Джеймса так, будто никогда раньше не слышал этих слов. Мы беседовали, стоя друг к другу почти вплотную, публика была забыта и не имела отношения к делу. Он оплакивал решение Розалины остаться в стороне, несмотря на его любовь, и надежда все росла и росла у меня в груди.

– « Забудь ее! Совет послушай друга ». – Я.

Джеймс открыл было рот, чтобы ответить, но ни единого звука не сорвалось с его губ. Он быстро заморгал, словно я сказал что-то неожиданное. Затем опомнился, отступил, отстранился и начал говорить. Я застыл посреди зала, наблюдая, как он ходит вокруг меня кругами: его шаги, его жесты и голос – все было беспокойным.

Появился слуга и передал нам вести о предстоящем пиршестве Капулетти. Мы сплетничали, строили планы и интриговали, перекидываясь репликами, пока не появился третий персонаж в маске, Александр.

Он начал говорить, примостившись на краю стола, его руки обвивали двух зрительниц: одна неудержимо хихикала под своей маской, в то время как вторая сперва отпрянула от Александра, очевидно, напуганная.

– « О, милый наш Ромео!

Нам очень хочется, чтоб с нами ты

Потанцевал! »

Он плавно соскользнул со стола и приблизился ко мне, ступая по-кошачьи мягко и грациозно. Потом оттолкнул меня и направился прямиком к Джеймсу. Александр кружил и кружил вокруг него, останавливаясь, чтобы оглядеть его со всех сторон. Они перекидывались остротами, умными и безобидными, пока Джеймс не сказал:

– « Как! Нежна любовь? Напротив,

Она жестка, убийственна, ужасна

И колется, как терн! »

Александр издал глубокий мурлыкающий смешок, схватил Джеймса за ворот камзола и крепко прижал к себе.

– « Ну, если так —

Коли ее, как сам уколот ею —

И клин ты выбьешь клином. Дайте маску,

Закрою рожу рожей я! »

Лбы их масок стукнулись, одной рукой Александр сдавил затылок Джеймса так сильно, что я услышал, как тот застонал от боли. Я ринулся было вперед, но в тот же миг Александр развернулся и швырнул Джеймса ко мне.

– « …Пускай

Смеется, кто желает, над моей

Наружностью! Надел я медный лоб —

Пусть за меня краснеет он и плачет ».

Александр погрозил нам пальцем. Я вздернул Джеймса на ноги и сказал:

– « Вперед, стучите в дверь; но помнить только,

Что каждый должен будет танцевать ».

– « Вперед! Дорога наша

Ясна, как день ». – Александр.

– « Ну хоть не так ». – Джеймс.

– « Мне ясно

Лишь то, что, стоя здесь, сожжем напрасно

Мы факелы. Пойми: понять слова

Сумеет здравым смыслом голова

В пять раз скорей, когда мы сами станем

Смотреть легко на них и перестанем,

При помощи пяти всех чувств, жевать

Их смысл на все лады », – Александр, нетерпеливо.

– « Легко понять,

Что надо нам идти. Спрошу: умно ли

Мы делаем, такие взявши роли? » – Джеймс.

– « В чем тут беда? » – Александр.

– « Я видел ночью сон ». – Джеймс.

– « Я также ». – Александр.

– « Да? В чем заключался он? » – Джеймс.

– « В нем тот был смысл, что лгут все сны безбожно ». – Александр.

– « Кто мирно спит – тому лгать невозможно ». – Джеймс.

– « Тебя, я вижу, просто посетила

Царица Маб ». – Александр.

Я отступил в сторону, наблюдая за персонажами. Меркуцио Александра был острым и злым как бритва, едва ли нормальным. Клыки парня сверкали на свету, когда он улыбался – маска озорно блестела. Он постоянно пританцовывал, заигрывая с кем-то из публики. Его голос и движения становились все более чувственными и дикими, пока он не потерял контроль окончательно и не схватил меня за волосы, откинув мою голову к своему плечу и прорычав мне в ухо:

– « Если же заснут

В постели навзничь девушки – то эта

Проказница их тотчас начинает

Душить и жать, желая приучить

К терпенью и сносливости, чтоб сделать

Из них покорных женщин. Точно так же

Царица Маб… »

Я напрягся, пытаясь вырваться, но Александр вцепился в меня намертво, и эта хватка резко контрастировала с кончиком его же пальца, который изящно обводил вышивку на груди моего камзола. Джеймс, наблюдавший за происходящим, замер, но поборол паралич и наклонился к нам обоим, отталкивая Александра.

– « Меркуцио, довольно! »

Он взял лицо Александра в ладони.

– « Ты вздор болтаешь ».

Рассеянный взгляд Александра впился в Джеймса, и он заговорил медленнее:

– « Правда, заболтался

О грезах я; а ведь они плоды