Джон Харт - Путь искупления

– Надо же, ты вернулась! – Эдриен улыбнулся, пытаясь превратить эти слова в шутку, и отступил вбок, чтобы впустить ее.

Элизабет поставила пакет на комод, внутри звякнули бутылки. Что-то изменилось. Она стала какой-то зажатой, неподатливой.

– Что?

– Офицер Престон мертв.

– Это точно?

– Умер в операционной.

Эдриен попытался это осмыслить. Избиение было вызвано тем, что они сделали с Плаксой, прошлыми обидами и слепой яростью. Он не собирался убивать этого человека, но известие его особо и не печалило.

– Так ты меня прямо тут и арестуешь?

– В таком случае я пришла бы не одна.

– Тогда что?

– Дай мне свои руки.

Элизабет подступила ближе и взяла его за руки. Разбиты просто жутко, кожа во многих местах сорвана, но, по крайней мере, перестали кровить. Она держалась за скрюченные пальцы, разглядывала опухшие костяшки, сорванные ногти…

– Насчет Престона…

Элизабет помотала головой, останавливая его.

– Снимай рубашку.

Он пристыженно опустил взгляд.

– Все нормально. Давай. – Она отпустила его руки, и его пальцы неловко завозились с пуговицами. Элизабет не сводила глаз с его лица, а когда рубашка слезла с плеч, проводила его под лампу.

– Все нормально, – повторила она еще раз; но Эдриен вздрогнул, когда она коснулась первого шрама, провела пальцем по всей его длине, а потом дотронулась до второго. – Так много…

Он знал, что она найдет, если озаботится сосчитать – двадцать семь на груди и животе, и непонятно сколько еще на спине и на ногах. Когда она положила ему руки на бедра, попросил:

– Пожалуйста, не надо.

Но она гладила его, как ребенка, а потом повернула спиной к свету и проследила взглядом шрам, который сбегал от левой лопатки к правому бедру.

– Элизабет…

Она не спешила. Ее пальцы скользили по одному шраму, потом по другому – путешествие, маршрут которого петлял по его спине и которое оставляло его абсолютно голым в собственном сердце. Как давно его кто-нибудь касался, не причиняя боль? Как давно он в последний раз видел самую обычную доброту?

– Все нормально, Эдриен. – Элизабет в последний раз прикоснулась к нему, прохладные ладони плоско прильнули к коже. – Надевай обратно.

Он влез в рубашку – по мышцам спины еще кое-где пробегала дрожь.

– Не хочешь мне про это рассказать?

Она имела в виду шрамы, так что он сразу отвернулся, – не только из-за того, что история могла вызвать у нее сомнения, а потому, что этому его научила тюрьма. Не стучи. Не верь. Не разводи сопли. Элизабет вроде все понимала, сидя в узком креслице и подавшись вперед – глаза напряженные, но по-прежнему мягкие.

– Эти твои шрамы – не от драк в тюремном дворе.

Прозвучало это нисколько не как вопрос.

Эдриен сел на кровать так близко, что их колени почти соприкасались.

– Заточка – колющее оружие. Большинство же твоих шрамов – от длинных порезов каким-то острым лезвием. Это работа офицера Престона?

– Кое-что – да.

– И начальника тюрьмы.

И вновь это не было вопросом; и опять Эдриен не выдержал прямоты ее напряженного взгляда. Он никогда не упоминал начальника. На каком-то первобытном уровне. Даже охранники произносили его имя шепотом.

– Начальник тюрьмы пытал тебя.

– С чего ты взяла?

– Его инициалы вырезаны у тебя на спине в трех разных местах. – Она вгляделась в его лицо. Он упорно смотрел вниз, но ощутил внезапный прилив крови к лицу. – Ты про это не знал, так ведь?

Голова Эдриена двинулась, и Элизабет склонилась к нему так близко, что он ощутил ее дыхание.

– Чего они от тебя хотели?

– Они?

– Начальник тюрьмы. Врач. Двое охранников, о которых я знаю. Они пытали тебя. Чего они хотели?

У Эдриена кружилась голова. Она была так близко. Запах ее волос и кожи. Она была единственным человеком после Эли, кого его собственная судьба хоть как-то волновала, а Эли уже восемь лет как не было в живых. Это и вызывало у него головокружение. Правда. Женщина.

– Откуда ты все это знаешь?

– У тебя следы от веревки на обоих запястьях. Едва заметные, но кто знает, как они должны выглядеть, сразу поймет. Большинство порезов зашиты, так что врач тоже был замешан. Иначе ты мог бы дать знать об этом через тюремный медпункт. Позвонить. Передать сообщение. Что бы им ни было надо, они не хотели, чтобы ты общался с кем-то еще. – Элизабет взяла его правую руку в свои. – Сколько раз тебе ломали пальцы?

– Я не могу об этом говорить.

– Рубцы под ногтями – вот эти белые черточки. – Лиз прикоснулась к ногтю, руки ее были мягкими и нежными. – Я тебя не выдам, – добавила она. – Если ты доверишь мне какие-то секреты, я буду их хранить.

– Почему?

– Потому что я твой друг. И потому, что происходят более серьезные вещи. Начальник тюрьмы. Охранники. Что там еще ни творится, в этой проклятой тюрьме. Это не означает, что и остальные тебя сейчас не ищут – полиция штата, даже ФБР… Убить тюремного охранника – это все равно что убить копа. Все будет даже еще хуже, чем раньше. Ты не сможешь вернуться, никогда. Ты ведь и сам это знаешь, верно?

– Да.

– Не хочешь рассказать мне, что они делали?

– А шрамы недостаточно тебе рассказали?

– Можешь сказать мне, чего они хотели?

– Нет. – Эдриен решительно помотал головой и наконец встретился с ней взглядом. – Мне нужно тебе это показать.

Бекетт вернулся домой только в пять утра. Его жена спала, так что он на цыпочках прокрался в дом и разделся возле душа, пинком отправив в сторону загубленные ботинки и оставив одежду валяться бесформенной кучей. Зайдя в кабинку, позволил горячей воде смыть грязь, вонь и следы крови Уильяма Престона. За годы службы он вроде уже навидался резаных, битых и ломаных.

Но такого…

Лицо у человека просто напрочь отсутствовало. Рот. Нос. Стоило Бекетту прикрыть глаза, как он опять видел все это будто наяву – длинные размазанные следы на земле и обломанные корешки зубов, ручейки крови, свернувшиеся в пыли… К настоящему моменту Престон был мертв уже несколько часов, и эта смерть стала катализатором самой крупной охоты на человека, какую Бекетт только когда-либо видел. Бюро расследований штата. Транспортная полиция. Все до единого шерифские управления штата. Дайер общался с федералами и буквально визжал каждый раз, когда кто-нибудь из бюрократов осмеливался сказать «нет». Все так и дышало опасностью. Люди завелись – злые, целеустремленные.

И посреди всего этого оказалась Лиз. Посреди охоты на человека. Посреди всего этого бешенства. Она играла важную роль очень во многом, а окружающий мир, похоже, хотел разорвать ее жизнь в клочки. Братья Монро. Теперь вот это.

– Господи…

Бекетт потер руками лицо, но едва узнавал себя. В сердце поселилась тошнотворная тяжесть, и вовсе не из-за превращенного в отбивную лица, или серых костей, или лоснящихся пластиковых мешков, один за другим появляющихся из-под церкви.