Ирина Камнева - Морзист [litres]

Напишу об этом страшилку в свой блог, когда вернусь домой.

Я не сразу заметил, что около поместья стояла еще одна машина, а только после удивленного возгласа сестры, грубо прервавшего мои раздумья: «Смотри, это ж «ауди»!» И правда, с краю от дороги скромно стояла вылизанная до блеска мажорская иномарка.

Надеюсь, организаторская, а не кого-то из участников…

Тот момент, когда Машка поторопит меня заходить внутрь, должен был рано или поздно наступить. Когда я поднимался по лестнице вслед за сестрой, на секунду показалось, что кто-то идет за мной. Я резко оглянулся, рассекая рукой воздух, но сзади не было никого. Застыв на месте, я начал вглядываться во тьму, пытаясь разглядеть очертания кого-либо…

– Что там опять с тобой происходит? – донесся голос Машки откуда-то из поместья.

– Да ниче, – ответил я и уже собрался подняться к ней, но вдруг передумал. – Я щас, у меня тут ключи из кармана выпали… От квартиры, я щас…

– Давай быстрее, а! – раздраженно крикнула она. – Ключи у него выпали, ага…

Когда Машкины шаги стихли, я опустился на колени, на всякий случай еще раз оглядевшись по сторонам. Я соврал сестре про ключи, потому что секунду назад я услышал шорох где-то внизу, прямо под лестницей. А потом стук. Быстрый, еле заметный, сначала под правой ступней, а потом прямо под левой. Стук шел с другой стороны лестницы, он был не внутри меня. И даже если мне всего лишь показалось, что кто-то поднимался за мной по ступенькам, то эти звуки я слышал отчетливо.

Приблизившись к самому краю лестницы, я наклонился, надеясь увидеть что-то вроде дикой крысы или другого животного, включив телефонный фонарик. Нет, я не испугался. Эти звуки шли не из моей головы, поэтому я был спокоен и в какой-то степени даже счастлив. Мне было плевать, кому принадлежал тот шорох и постукивания, просто хотелось еще немного побыть здесь, одному, без дурацкой Машки.

Но когда я опустил голову, то встретился лицом к лицу с коричневатой плесенью, обвивающей лестницу со всех сторон. Лестницу, которая по краям была полностью забетонирована. Черт возьми, а вот уже не смешно.

Раньше не делали лестниц, у которых под ступеньками оставалось свободное пространство, как я мог забыть? В голову снова стрельнула мысль, что я схожу с ума. Но мне не могло показаться! Будь я полным идиотом, если бы в тот момент не отличил шелест ветра, которого здесь и так не было, от настоящего, отчетливого шороха. Я кинулся к другому краю лестницы, в глупой надежде, что она окажется забетонированной только с одной стороны, но снова встретился взглядом с плесенью и трещинами, которые резали лестницу вдоль и поперек. Черт!

Я на секунду завис, напряженно глядя в землю. Кровь начала приливать к голове, я чувствовал давление в висках, но вокруг меня была мертвенная тишина. Ни шелеста деревьев, ни гулкого вопля ночных птиц, ни стрекотания кузнечиков. Природа погрузилась в безмолвие, как в минуту молчания. Надо было придумать какое-то объяснение… Да сейчас это просто необходимо сделать!

А что, если лестница внутри полая? Что, если там соорудили себе нору зайцы, или кроты, или типа того? Это же лес. Или это организаторы пытаются нагнать жути, замаскировав плесенью маленькую колонку со звуками, и сейчас угорают надо мной вместе с Машкой? Да и пусть. Даже такой расклад меня более чем устраивал, честное слово.

Я уже хотел приподняться с колен, как вдруг разглядел в траве, возле лестницы, что-то слабо поблескивающее. Вот и колоночка! И кто бы мог подумать, что я буду рад такому тупому розыгрышу.

Но радовался я недолго. Опустив руку в траву, я достал серебряный кулончик с порванной цепочкой. Он был небольшой, кругленький, с какой-то гравировкой, которую так сразу и не разберешь – то ли латынь, то ли древнерусский, черт знает. Судя по прорези, кулон можно было открывать, но я никак не мог разжать две его половинки. Но, несмотря на гравировку, вещица явно не средневековая, что огорчило меня окончательно. Какая-то девчонка потеряла. Хотя что она тут забыла? Даже если ради интереса лазила по заброшке с компанией, не будь дурой, оставила бы кулон дома.

В голове вдруг раздался тревожный звоночек. Я почему-то вспомнил про ту девочку, про теплый труп. Серебряная цепочка была грубо порвана, такое я мог определить даже по запаху, не то что в полумраке ночи – как-никак я хотел открыть ломбард или что-то вроде магазинчика старинных вещиц. А порванная цепочка ничего хорошего за собой не несла. Так поступают с украшениями в спешке, в порыве ярости. И самое ужасное, что я нашел этот кулон у заброшки.

…Пусть она будет жива.

Такие места были не просто самыми красивыми для меня. Я понимал, что они также могут быть и самыми злыми из всех мест.

– Дима! – вдруг раздался вверху Машкин голос. – Я одна должна по этой заброшке ходить? Какого черта ты разлегся на лестнице?!

Вслед за сестрой, поскрипывая гнилыми половицами, я шел по коридору, который представлял собой длинный сквозной ряд пустых комнат-близнецов, точно бесконечный зеркальный коридор. Слепая темнота опутала нас с сестрой по рукам и ногам, точно невидимыми веревками, чтобы мы не смогли сделать и шагу. Темнота будто решила поиграть с нами в прятки, и мы бы непременно проиграли, не будь у нас в руках телефонов с фонариками. Под два белых луча, рассыпающихся вперед нечетким кругом, попадали то осколки разбившихся окон вперемешку с изумрудными, из-под пивных бутылок, выложенных вперед сверкающим ковром, то почерневшая паутина, похоронным шлейфом нависшая над нами, под потолком. Здесь было гораздо прохладнее, чем на улице, – по поместью разгуливал сквозняк. Пахло сыростью и пылью.

Я то и дело оборачивался, прислушивался. Казалось бы, сколько по заброшкам ни хожу, а все никак не могу избавиться от такого чувства, что за мной кто-то наблюдает. Смотрит исподтишка через треснутые насквозь стены, следит за каждым движением, спрятавшись прямо внизу, меж кривых половиц.

Кстати о них: на полу, в паре метров друг от друга, валялись листы А4 со стрелками, выведенными все той же красной гуашью, и надписями а-ля: «Идите вперед!», «Продолжайте двигаться!», «Устали, старики?», «По-о-во-орот!», «Ать-два! Ать-два! В кастрюле голова». Некоторые из них лежали криво, а на самом первом листке красовался земляной отпечаток чьей-то подошвы.

Я достал из рюкзака камеру с ночным видением, чтобы заснять этот странный коридор, опоясывающий все поместье: стрелочки вдруг попросили свернуть направо, потом налево. На камере все выглядело теперь не черным, а темно-зеленым, как будто нас вместе с домом в один момент затянуло на дно болота. Зато осколки на полу заблестели ярче, торжественнее.

Еще раз свернули налево. Я даже запутался, ведь свет горел в самых близких к входу окнах: если мы сейчас идем все дальше и дальше, кто тогда там сидит? Или мы как идиоты круги наворачиваем?