Александр Райн - Тюрьма мертвых [litres]

– Какой сегодня день?

Женщина неприятно усмехнулась, а затем открыла рот:

– Десятое февра…

– Нет! – перебил ее я. – Перестаньте, можете не продолжать! – я закрыл уши, зная, какие цифры последуют дальше. Не желая слышать это.

– Послушайте, вы в больнице, у вас через десять минут придут забирать анализы. Ну зачем вы шумите? – по-матерински успокаивающе заговорила женщина.

– Мне нужно позвонить, – заговорил я дрожащим от подступающих слез голосом.

– И зачем было так нервничать? В коридоре висит телефон, возьмите и позвоните.

– Спасибо.

Женщина вышла, я направился вслед за ней, но один из медбратьев, или кто он там есть, оставшийся стоять в том же положении, вытянул руку вперед, преградив мне путь.

– Слышишь, бомжара? – заговорил он басистым голосом, приправленным агрессией и ледяной недружелюбностью.

Я хотел было ответить: «Ты кого бомжарой назвал?», но, боясь упустить шанс позвонить, смолчал и пропустил эти слова мимо.

– Ты здесь, а не в обоссанной канаве, лишь по одной причине: наш главврач любит всяких бомжей выхаживать, поэтому в больнице постоянно воняет дерьмом и без конца ошивается какой-то сброд.

Я хотел возразить грубияну, но тот цыкнул и продолжил:

– Но главврач в своем кабинете, а я здесь, и если я еще хотя бы писк услышу от тебя, лицо разобью и выкину в окно. Мы друг друга поняли?

Я сглотнул подступившую от волнения слюну и, глядя на то, как раздуваются вены на накачанных предплечьях и шее этого здоровяка, осторожно кивнул.

Медбратья развернулись и ушли восвояси. Я дождался, пока они не удалятся, и вышел из незакрытой палаты.

Здесь было примерно десять палат, а в конце коридора стояла глухая дверь, на которой белым по зеленому было написано: «Выход».

Телефон висел неподалеку от выхода. Маленький, красный, с резиновыми кнопками, не то что тюремные аппараты. Пальцы аккуратно, чтобы случайно не промахнуться, набрали номер. Раз гудок, два, три.

– Алло, – произнес тонкий детский голосок.

«Все-таки промахнулся».

Я снова набрал номер более внимательно.

– Алло, – ответил все тот же голос, принадлежащий маленькому человечку, которому, кажется, не было и пяти лет.

Я не выдержал и сказал:

– А где Алина? – как будто это могло как-то помочь.

– Маааам, тибя к тилифону, – закричало дитя, и я услышал топот маленьких ножек по полу.

Неподалеку раздался знакомый голос:

– Я же тебя просила, не бери мой телефон, это не игрушка!

Слезы вырвались наружу, точно река, прорвавшая дамбу. Я всхлипнул и прикрыл рукой рот, как будто боясь, что кто-то услышит меня, хотя вокруг были лишь безразличные ко всему стены.

Алина говорила ребенку про то, что нужно было просто принести телефон, не отвечать на звонок. А я слушал ее и никак не мог унять слезы. Сердце разрывалось от боли.

«Неужели она так поступила со мной? Почему она не дождалась меня? Почему?»

– Алло, – наконец послышалось в трубке.

Я еще всхлипывал и не мог унять свой горький плач.

– Алло, кто это? – продолжала Алина.

– Это я, – колеблющимся голосом наконец выдавил из себя я.

– Кто я? Можете нормально сказать? Мне с ребенком нужно идти гулять.

– Это я – Олег!

Тут она резко изменила тон, из трубки ударил гром, а следом посыпались молнии:

– Ах ты ублюдок! Как ты смеешь сюда звонить? Мой муж погиб четыре года назад! Есть вообще совесть?!

– Алина, это я! Ты что, не узнаешь мой голос? Я в больн…

– Еще раз позвонишь, и я напишу заявление, тебе ясно, козел? – После этих слов она сбросила вызов.

Я продолжал держать трубку возле уха и, уже слушая гудки, скулил, захлебываясь собственными слезами.

Земля уходила из-под ватных ног. Так паршиво и страшно не было, даже когда речь шла о моей жизни. Находясь на краю обрыва и смотря в глаза смерти, я чувствовал, всем сердцем верил, что где-то есть спасение, но здесь я был абсолютно бессилен, разбит, уничтожен, не имел никаких шансов.

Ноги понесли меня в палату, где, истощенный, я рухнул на кровать и, утопив лицо в подушке, беззвучно кричал, проклиная ту ночь, тот звонок.

«Почему я не послушал тебя? Почему согласился? Я вернусь! Я все объясню! Почему ты не дождалась?»

За стенаниями я не заметил, как в комнату вошел человек. Он сел напротив меня и терпеливо дожидался окончания моей тихой истерики.

– Вы закончили? – раздался знакомый голос.

– Что? – повторил я свои мысли вслух.

«Не может быть! Да как ты посмел, ублюдок, сюда прийти?»

Я вскочил с кровати, кровь внутри меня кипела до боли в висках, я сжимал кулаки, накачивая их ненавистью из центра моей почерневшей от злости души.

– Ты! Ты! – слова не желали подбираться, они рассыпались в голове на кучу не связаных между собой букв, и теперь я издавал лишь какие-то звуки.

Сергей Иванович сидел на стуле с совершенно невозмутимым видом, будто ничего его не тревожило.

Я тараном пошел в его сторону, налитые кровью глаза чудом не вылетали из орбит. Он оценил мой настрой, закатил глаза и быстро сунул свою морщинистую руку в пальто, а через секунду достал оттуда пистолет, который направил на меня. Пришлось остановиться.

Впервые в жизни я был под прицелом. Нет, страха я не испытывал. Было гадкое чувство переживания за то, что, если он сейчас застрелит меня, я не смогу переломать ему руки и ноги. А мне сейчас этого хотелось больше, чем еще хотя бы раз увидеть Алину.

– Присядьте, Олег, нам нужно побеседовать, – сдержанно попросил меня инженер, махнув стволом в сторону койки.

Пришлось повиноваться. Я вернулся на исходную позицию спиной вперед, изображая испугавшуюся овечку. А сам думал:

«Случай представится, обязательно представится, нужно подождать».

В палате было душно до момента появления инженера. Вместе с ним сюда пришли прохлада и сырость болот, его лицо в одночасье превратило эти светлые больничные стены в унылую темницу.

– Вы большой молодец, Олег, – немного помедлив, снова заговорил старик, – смогли уйти от стражей, в неглиже прошли всю дистанцию и выжили, даже не получив обморожения. Можете гордиться собой. Такие поступки требуют колоссальной воли, великого стремления к жизни, а нам как раз такие люди нужны. Вы – достойный кандидат для достойной должности.

– Пошел ты со своими должностями! Я убью тебя, ты слышишь? Убью тебя, козлина! – процедил я сквозь зубы.

– Ваша реакция мне понятна. Вы не поверите, но я знаю, каково это – прощаться с прошлой жизнью. Каково терять то, что, как тебе всегда казалось, имеет значение, то, что любишь и чего боишься лишиться, отдать кому-то другому. Все эти вещи, вся наша социальная жизнь, стабильность, спокойствие, все это выглядит важным. И нам кажется, что это высшая степень наших стараний. Только на самом деле все это – тьфу, ерунда, воздух по сравнению с тем, что может дать вам должность в нашей организации. По сравнению с тем, какую роль в мировой истории вы можете сыграть.