Франк Тилье - Иллюзия смерти [litres]

День за днем их группка авантюристов углублялась в лес, на территорию стаи. Надо было сделать так, чтобы человеческое присутствие впечаталось в ДНК нескольких поколений волков. Чтобы человек и волк стали едины.

Рафаэль любил Клер так долго, как смог. Воспоминания об их жизни, об Ариане, их улыбки – все оставалось в его голове, пока он проходил в обратном направлении через отрочество. Но чем ближе он был к детству, тем чаще замечал, что память ему изменяет. Однако же он каждый день перечислял названия департаментов, гор, рассказывал таблицу умножения. Несмотря на все усилия, лет в девять-восемь он таблицу забыл и уже был неспособен выучить ее снова. Позже он перестал понимать, что такое умножение. Потом забыл и остальное. Он загрустил, когда больше не увидел Сероноса, а однажды спросил, почему луна плавает в небе.

Клер было одиннадцать лет, когда ее муж уже не мог переворачивать пожелтевшие страницы старых книг, которые когда-то читал Ариане. Последним различимым словом, которое он произнес, было «Клер», дальше он только издавал звуки, со временем перешедшие в пронзительные крики.

Бессмертная Ба была рядом в последние дни его жизни. Ей было сто лет, когда он умер.

Так заканчивается мой краткий очерк заката человечества. Завтра я еще смогу писать, послезавтра, без сомнения, тоже, но я предпочитаю остановиться на этих страницах. Неделю назад я забыла один из цветов радуги, а ведь я повторяла их каждый день. И с тех пор никак не могу вспомнить, ведь здесь радуги никогда не бывает. Забвение, потеря определенных способностей будут постепенно разъедать мой мозг по мере того, как я буду становиться меньше ростом.

Так что лучше остановиться сейчас.

Сегодня я праздную свое двенадцатилетие, и скоро будет семьдесят лет, как я одна. Последнего члена нашей общины, за которым я ухаживала, звали Вивиан, он был американец. В момент наступления 2000 года ему было шестьдесят. Он прожил две прекрасные, наполненные жизни.

Серо-Зеленый, дальний потомок Сероноса, обнюхивает мою каштановую спутанную шевелюру, спускающуюся ниже пояса. Я отталкиваю его и тихонько ворчу, чтобы показать, что лучше оставить меня в покое. Его мать поджидает на берегу озера. Она сжимает в пасти маленькую мертвую росомаху, которой поделится с нами. Волки позаботятся обо мне, когда я уже не смогу сделать этого сама. Они будут кормить меня, согревать, останутся рядом до самого конца. «Человек человеку волк», – сказал уж не помню кто из философов. Не знаю, кто я на самом деле, но думаю, что я не человек и не волк. Я просто точка во времени и в пространстве.

Чем станет планета без нас? Появятся ли в один прекрасный день другие человеческие существа, произошедшие от какого-нибудь шимпанзе? Заслуживает ли наш вид возрождения из пепла? Я не знаю. Зато знаю, что Земля счастлива. На ней хорошо жить. Мне это ежедневно шепчут на ухо птицы, растения, деревья и волки.

Мари Пастер. 8 апреля 2117 г.

Питер Андерсон с винтовкой «ремингтон-дакота» укрылся в гостиной своего дома в центре штата Мэн, США. Ближайший крупный город, Олд-Таун, находился примерно в полусотне километров. Его жена ездила туда накануне, чтобы купить на рынке овощей. Андерсоны никогда не ели овощи из супермаркета.

Они не читали газет, не слушали радио и не смотрели телевизор. Питер любил Мэн за широкие открытые пространства и богатство фауны, которую он мог фотографировать. Главной его целью было запечатлеть диких животных и известные достопримечательности по всему миру. Он точно не знал почему, но это его захватывало. Для удовлетворения своей страсти он обычно позволял себя одну поездку в год. В этом году он выбрал Париж.

При свете лампочки он вгляделся в снимок птицы: снегирь обыкновенный, такие птицы любят кочевать стаями. Грудь и горлышко снегиря были красными, с красивым розовым отливом. Питер Андерсон с налитыми кровью глазами разнес снимок выстрелом, который эхом отдался в окрестных полях и распугал черных дроздов в саду.

Двери его дома были заперты, ставни закрыты. Жена и двое детей лежали у его ног, свернувшись, как тронутые огнем дубовые листья. Глубоко вздохнув, Андерсон направил карабин на себя, вставил дуло в рот и выстрелил.

Пятнадцатью днями ранее

Джильда чуть было не пропустила отправление парохода.

Прилив адреналина усилил радость от наступившего отпуска. Широким шагом она шла по набережной – сын Джереми с одной стороны, сумка на колесиках с другой. Сине-белый пакетбот был бесконечно длинным, он тянулся вдоль пристани на двести с лишним метров. В этой удушающей жаре молодая женщина, несмотря на то что была легко одета, чувствовала, как по спине катится пот. С последними пассажирами они взошли на корабль, и трап поднялся. В июле судно было заполнено до отказа, как будто весь город решил отправиться в плавание. Путешественники забили все палубы, повсюду бегали и визжали дети, в проходах было не протолкнуться.

Джильда заплатила за мечту, но у этой мечты имелся один чертовски досадный недостаток: это было низкобюджетное путешествие по совершенно новой формуле недавно созданной компании – low low cost : четырехместные каюты, расположенные на самых нижних палубах, никакой приватности, общие туалеты и душевые. Зато Джильда могла с гордостью показать сыну, что и она со своим жалованьем «низкооплачиваемой чиновницы на побегушках» может подарить ему приятное путешествие. И потом, они смогут наслаждаться всеми развлечениями на судне, от бассейна до театральных залов, ведь у них на лбу не написано: «У этих людей нет бабла».

В каюте уже находились мужчина лет сорока и двадцатилетняя цыпочка. Она занимала место внизу слева, он – внизу справа, откуда открывался вид на загорелую девицу с ноутбуком на коленях. Пассажиры наспех представились, обменявшись приветливыми улыбками, еще успеют познакомиться. Джереми стал забавляться тем, что забирался на верхнюю откидную койку, а потом слезал. Джильда разместила свой багаж наверху, в ногах, достала несколько игрушек для Джереми и сквозь большие коридорные иллюминаторы, расположенные метрах в десяти над уровнем моря, увидела, что Генуэзская набережная медленно отдаляется.

До встречи через двенадцать дней, если все будет хорошо.

Сначала они с Джереми обошли ближнюю палубу. Каюты, сгруппированные по восемь, все были заняты, далее располагались туалетные комнаты, затем – аварийная переборка с иллюминатором, на двери номер секции – их номер два, – и все повторялось. Планировка напоминала спальный вагон, только вместо рельсов было море.

Они пересекли секцию номер один, вернулись на верхнюю палубу, побродили среди богачей. Помечтав, Джильда позволила себе перекусить в дешевом кафетерии и не сразу нашла дорогу назад, в свой не слишком привлекательный трюм.