Франк Тилье - Иллюзия смерти [litres]

Все закивали. Но тут вмешалась дама, которая решила сделать крепыша Алена козлом отпущения.

– Как это отвратительно! Вы просто горлопан, не способный действовать! Это из-за таких, как вы, всякие дрочилы могут спокойно насиловать женщин в общественных местах.

Ален посмотрел на нее:

– А почему вы не скажете это тем, кто за переборкой?

– Потому что я здесь с вами.

– А вы что предлагаете?

– Давайте разобьем окно в перегородке. Хотя бы попытаемся понять, что происходит.

Пассажиры переглянулись. Пожилой мужчина пожал плечами и, зайдя в свою каюту, захлопнул дверь. Остальные не возражали против этой идеи, но никто не хотел брать на себя ответственность за разбитое окно, опасаясь неприятностей со стороны судоходной компании.

Мелани, все еще вертевшая в руках сигарету, не выдержала. Сколько болтовни, криков, а воз и ныне там. Достав из сумки нож с выдвигающимся лезвием, она заявила:

– Всегда об этом мечтала. Подвиньтесь, вместо того чтобы трепать языками.

Она ударила в центр окна, и стекло разбилось.

У переборки столпились пассажиры, высыпавшие из своих кают. Напряжение нарастало, пассажиры задавали вопросы, на которые никто не знал ответа. Показался тип, похожий на Хичкока, а за ним один из его сообщников. При их появлении люди расступились. Толстяк явно жаждал все рассказать. Ален, взяв на себя инициативу, спросил:

– Что происходит?

Пассажир из первой секции, лысый тип с двойным подбородком, сильно вспотел, ему явно было не по себе. Он сплюнул и злобно рявкнул:

– Минут за пятнадцать до того, как корабль остановили, наш дорогой стюард получил приказ от капитана перекрыть все аварийные выходы. Затем он выдал по трансляции сообщение, которое за несколько минут до этого продиктовал ему начальник.

Люди у переборки насторожились. Информация волной перекатывалась из уст в уста. Внезапно разбилось еще одно стекло. Пассажиры третьей секции тоже жаждали узнать новости. Было ясно, что операция с разбиванием стекол будет осуществляться от секции к секции.

Ален вернулся к своему собеседнику:

– Вы хотите сказать, что аварийные переборки оказались закрыты не по причине сбоя пневматики?

– Нет. Пока наш стюард произносил свою маленькую речь, кто-то закрыл последнюю, не дав ему выбраться отсюда, и он оказался в ловушке вместе с нами.

– Бред какой-то. А что еще ему известно?

– Очевидно, не так уж и много, за исключением того, что в какой-то момент начальник заговорил о птицах.

– О птицах?..

В коридоре, за спиной толстяка, показался стюард с носовым платком. У него из носа текла кровь, но в остальном он был в порядке.

– Да, о птицах, – подтвердил толстяк. – Экипажу было дано указание осмотреть все каюты под предлогом проверки кондиционеров, чтобы установить, нет ли среди багажа пассажиров птичьей клетки или иных следов пребывания птиц. Всем было дано указание держаться предельно осторожно.

Джильда, как и все, внимательно слушала.

– И последнее, – сказал тип, вытирая лоб. – Стюард спрятал все молотки в небольшой подсобке, расположенной прямо перед дверью, ведущей на верхние палубы. Это для того, чтобы пассажиры не стали разбивать окна. Тоже приказ начальства. Но какого черта мы будем разбивать эти проклятые окна, зная, что находимся в открытом море? В любом случае, по словам стюарда, капитан, похоже, до смерти перепуган, у него навязчивая идея: никто не должен покинуть корабль. Как будто можно смыться отсюда вплавь! Или будто в эту темную ночь произошло нечто ужасное.

За спиной у Джильды заплакал ребенок. Отец ловко подхватил его на руки и сунул в рот соску. В дверях каюты показался босой Джереми и окликнул мать. Молодая женщина подбежала и, присев, обняла его.

– Мы уже приехали? – спросил мальчуган, у которого слипались глаза.

Джильда с трудом изобразила улыбку, чтобы успокоить его. Потом она обратила серьезное лицо к собравшимся, которые, как и она, понимали, что в ближайшее время ситуация вряд ли улучшится.

– Скоро, Джереми, скоро, – пробормотала она.

Два с половиной часа корабль не двигался с места. Волнение и возмущение нарастали. У пассажиров зрела готовность: если в ближайший час ничего не прояснится, они выбьют стекла коридорных иллюминаторов и попытаются так или иначе выбраться наружу.

Ребенок опять расплакался, и на этот раз ни мать, ни отец не смогли его успокоить. Он отказался и от соски, и даже от бутылочки с молочной смесью, его худенькая грудь ходила ходуном. Родители недоумевали: подошло время кормления, и до сих пор он всегда охотно присасывался к своей бутылочке.

– Заставьте его заткнуться! – выкрикнул кто-то. – Как-никак, у нас отпуск, и мы отправились в круиз не затем, чтобы слушать детский плач! Всем и без того тошно!

Похожий на Хичкока пассажир из первой секции забрал у стюарда ключи, открыл подсобку, куда начальство распорядилось сложить молотки, и сделал заявление. Его слова эхом разнеслись по палубе. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь всхлипами ребенка. Пассажиры застыли, будто звучало слово Господне.

– Я Жак Лёфэ, пассажир из первой секции. Как вам известно, мы все оказались в ловушке, и подняться на верхние палубы невозможно. Вместе с нами заперт парень из обслуживающего персонала – его, в свою очередь, заблокировал кто-то, кто оказался похитрей. Как ни смешно, но, похоже, мы можем выбраться отсюда только через иллюминаторы.

Толстяк утер нос тыльной стороной руки. Его левая ноздря немного кровоточила.

– Стюарду было приказано изолировать нас друг от друга, перекрыв аварийные переборки, и сделать лживое объявление о причине остановки корабля. Не было никакого сбоя пневматики. Это ложь. Мы не можем связаться с внешним миром, телефонная связь отключена. Что это – простое совпадение?

По имеющейся в подсобке рации можно было переговорить с капитаном. Под нажимом пассажиров стюард установил связь. Лёфэ приник к рации, продолжая говорить в микрофон:

– Сейчас я обращаюсь к капитану, я знаю, что вы меня слышите. Если вы не откликнетесь, ровно в шесть утра несколько пассажиров в моей секции разобьют иллюминаторы в коридорах и, будьте уверены, найдут способ выбраться отсюда. На судне более полутора тысяч пассажиров. Чего вы добиваетесь? Всеобщей паники? Я призываю всех, кто хочет понять, почему над нами издеваются, сделать то же самое. Итак, отвечайте!

Раздался треск, но ответа не последовало. Лёфэ снова заговорил с пассажирами своей секции:

– Ну разумеется, молчание. В таком случае мы соберемся здесь через час. Будем бить стекла.

Он разъединился и вытащил носовой платок, чтобы вытереть нос.

После этого объявления в секции Джильды у женщины, которая до сих пор вела себя довольно спокойно, началась истерика. Она кричала, что хочет выйти, что не может дышать. Из ее рта вырывались странные булькающие звуки. Она бросилась к окну и начала стучать по нему кулаками, как сумасшедшая, а потом рухнула в коридоре почти без сознания. Тут Джильда вспомнила птицу, что в панике врезалась в окно: пассажирка отреагировала таким же образом. Женщина вскочила и бросилась бежать, но Ален мягко перехватил ее, беря на себя ответственность за поддавшуюся панике пассажирку. Он заставил ее сесть и выпить воды. Указывая на вентиляционную решетку, он спросил у пассажиров: