Карен Макманус - Один из нас – следующий

Впрочем, никому не возбраняется последовать моему примеру.

Я пролезаю через огромную дыру в заборе, миную ряд оранжево-белых цилиндров ограждения и вот уже смотрю сверху вниз на частично построенный гараж и то, что должно было стать его крышей. Временным покрытием служит плотный тарпаулин, и лишь с одной стороны гаража сделан настил из досок, к которому приставлены металлические лестницы, ведущие к еще не срытой части холма.

Не знаю, кому в «Бэйвью-Хай» первому пришла в голову светлая мысль совершить прыжок на настил с высоты в пять футов, но теперь короткий путь от молла в центр известен всем. Я прекрасно понимаю, что отец убил бы меня за такое. Однако сейчас его здесь нет. А если бы даже и был, разницы никакой. Он обращает на меня не больше внимания, чем Эли Кляйнфельтер. Так что я крепко обхватываю один из цилиндров и смотрю вниз.

Не то чтобы я боюсь высоты. Скорее предпочитаю чувствовать под ногами надежную опору. Прошлым летом я играл Питера Пэна в театрализованном представлении и не на шутку перепугался, когда потребовалось кружить над сценой на перекинутом через блок канате. Тогда меня едва смогли поднять на два фута. «Ты не летаешь, Нокс, ты в лучшем случае перебираешь ногами», – ворчал режиссер всякий раз, когда я прошмыгивал мимо.

Не отрицаю, я боюсь высоты. Но пытаюсь преодолеть себя. Смотрю на доски, и кажется, что до них футов двадцать. Может, кто-то опустил крышу пониже?

– Сегодня замечательный день, чтобы умереть. Для любого, кроме меня, – шепчу я слова прославленного охотника за сокровищами Дакса Рипера из «Баунти уорс». Да уж, единственный способ добавить пафоса своему жалкому мандражу – это цитировать персонажа видеоигры.

Нет, не могу. На настоящий прыжок я не отважусь. Сажусь на край, зажмуриваю глаза, отталкиваюсь и трусливо соскальзываю вниз. Приземление выходит крайне неуклюжим. Я спотыкаюсь о неровный настил и чуть не падаю. Спортсмен из меня неважный.

Ковыляю к лестницам и спускаюсь вниз. Ступени угрожающе лязгают под каждым моим шагом. И лишь почувствовав под ногами твердую землю, я с облегчением выдыхаю. Осталось пройти вдоль склона холма к забору, через который раньше приходилось перелезать, пока кто-то не догадался сделать пролом. Протиснувшись в узкую щель, я попадаю в небольшой скверик. Автобус номер одиннадцать уже стоит напротив мэрии с работающим мотором. Я рысью перебегаю улицу и успеваю запрыгнуть в него в последний момент.

Уф, целую минуту сэкономил! Может, все-таки успею на работу вовремя. Я оплачиваю проезд, сажусь на одно из последних свободных мест и достаю из кармана телефон.

В этот момент рядом кто-то фыркает:

– У вас теперь эти штуки прямо из рук растут, что ли? Мой внук такой же. В прошлый раз обедали вместе, я ему говорю – положи ты свою игрушку, хоть поешь спокойно. А он как завопит – можно было подумать, я над ним издеваюсь, причем с особой жестокостью!

Я оборачиваюсь и вижу пару выцветших голубых глаз за бифокальными стеклами. Ну вот, опять! Как всегда: сто́ит в любом общественном месте какой-нибудь старухе оказаться рядом, так она немедленно заводит со мной разговор. Мейв даже название придумала: «Фактор приятного молодого человека». «У тебя лицо соответствующее. Они считают, что ты не в состоянии нагрубить».

А я окрестил это «проклятием Нокса Майерса»: для бабушек старше восьмидесяти неотразимый, для девушек моего возраста невидимый. Когда мы смотрели в кафе «Контиго» открытие сезона в Фуллертоне, Фиби Лоутон буквально споткнулась об меня, бросившись к явившемуся прямо перед закрытием Брэндону Уэберу.

Я продолжаю копаться в телефоне, притворяясь, будто ничего не слышу. Брэндон обычно поступает именно так. «Что сделал бы Брэндон» – еще одна жуткая мантра на всю мою оставшуюся жизнь, потому что Брэндон – паразит, пустое место, который прет по жизни благодаря своим красивым волосам, идеальным чертам лица и умению лихо подавать крученый мяч. Вот он добьется всего, чего хочет, и никогда не позволит старухам в автобусе втягивать себя в разговоры на щекотливые темы.

Ладно. Избирательная потеря слуха на ближайшие пятнадцать минут – вот что меня спасет. Однако неожиданно для себя я заявляю:

– Этому явлению уже и название подобрали. Номофобия. Страх остаться без телефона.

– Неужели? – переспрашивает старуха.

Что ж, я опять это сделал. И врата разверзаются. За недолгую поездку я узнаю все о шести внуках старушенции и подробностях ее операции по замене тазобедренного сустава. И только выйдя из автобуса в квартале от офиса Эли, заглядываю наконец в телефон, чтобы получить самую насущную на текущий момент информацию – то есть проверить, не появилось ли новое сообщение от инкогнито, который вчера разослал всем правила игры «Правда или Вызов».

По правде говоря, глаза б мои на них не смотрели. И наверное, все в «Бэйвью-Хай» со мной согласятся. Но что делать? Мы патологически очарованы подобными вещами. После того что случилось с Саймоном, нездоровое любопытство внедрилось в наше коллективное ДНК. Вот и вчера вечером на репетиции – вместо того чтобы определяться с трактовкой ролей, мы отвлекались, стараясь вычислить инкогнито.

Хотя все это вполне может оказаться шуткой. В четыре часа, когда я толкаю дверь здания, в котором находится офис «Пока Не Будет Доказано», срок отправки ответа первого игрока, кем бы он ни был, давно истек, однако последний эпигон Саймона хранит молчание.

Я прохожу мимо кафе в вестибюле и на лифте поднимаюсь на третий этаж. «Пока Не Будет Доказано» располагается в дальнем конце узкого коридора, рядом со входом в клинику восстановления волос, которая воняет химией на весь холл. Оттуда как раз выходит соответствующий субъект – по лысине хаотично раскиданы жидкие пучки волос – и проскальзывает мимо, опустив взгляд, будто его застукали за покупкой порно.

Я распахиваю дверь в офис и попадаю в гудящий улей – слишком много людей работают в небольшом помещении, и все они говорят одновременно.

– Сколько приговоров вынесено?

– Нам известно о двенадцати, скорее всего больше.

– Кто-нибудь перезвонил на Седьмой канал?

– Через полтора года освободили, а затем снова взяли.

– Нокс! – Ко мне подлетает Сандип Гхаи, выпускник Гарварда, работающий у Эли с прошлой осени. В руках у него целая кипа красных папок – только нос торчит. – На ловца и зверь! Нужно заполнить и подготовить к отправке сорок писем для работодателей. Сегодня. Образец в верхней папке, список адресов там же. Успеешь к пятичасовой почте?

– Сорок? – Я принимаю у него кипу, округлив глаза. «Пока Не Будет Доказано» не только защищает тех, кого Эли и его сотрудники посчитали несправедливо обвиненными, им еще и помогают найти работу после освобождения. Время от времени мне приходится рассылать массу резюме и сопроводительных писем, рассказывающих о том, какую пользу бизнесу принесет наем реабилитантов , как их называет Эли. Впрочем, хорошо, если за неделю хоть одна местная фирма заинтересуется. – А почему так много?