Лорен Норт - Идеальный сын [litres]

– Ричард, – вздыхаю я.

– Да, – говорит Дениз. – Простите, а он звонил? Надо было вам сразу про него рассказать, ещё когда я спросила, но я просто подумала, вдруг он сам уже бросил попытки.

– Ничего, всё хорошо. Мне пора. Сегодня у Джейми день рождения, – отключаюсь, не давая Дениз возможность вставить слово.

Голова гудит. Ты собирался открыть свою фирму. Вот тайный проект, о котором ты мне не рассказывал. Вот ещё разгадки, да только не те.

Собираюсь уже достать дневник, но тут на кухню прокрадывается Джейми в пижаме.

– С днём рождения! – кричу я. Голос дрожит, но я натягиваю улыбку и стараюсь забыть про загадки и тайны. Сегодня самый главный для меня – Джейми.

Джейми улыбается, запрыгивает на стул, рассматривает подарки. А я начинаю петь твою песню, все четыре куплета: «… томаты помять, мясо – тушить!» Танцую по кухне, прыгаю с ноги на ногу. Джейми смеётся из-за моих выходок, и я смеюсь вместе с ним. Без тебя этот номер не тот, но я всё равно пою и танцую.

Позавтракав, открываем все подарки, раскидывая по полу обёрточную бумагу, Джейми убегает наверх одеться, а потом, как и в любой другой день, отправляется в сад играть в домике на дереве.

Я тоже посидела в саду. Отчасти с ним побыть, отчасти оттого, что дом сегодня по ощущениям темнее, безжизненней. На улице в небе высоко стояло солнце, жёлтое, как цветущий одуванчик. То и дело его проглатывали ватные облака, отчего становилось чуточку прохладнее.

– Точно не хочешь сегодня ничего такого поделать? – крикнула я ему в какой-то момент, ухватившись за верёвочную лестницу и надеясь, что он пустит меня в свой мирок. – Ещё не поздно передумать.

– Да нет, мне и так хорошо, – донеслось до меня.

Прислонившись к жёсткой коре дерева, я какое-то время слушала бессмысленное лепетанье Джейми, скрежет его металлических машинок о дерево.

– А Шелли придёт? – спросил он потом, когда уже почти нужно было идти в дом, есть торт, пить чай с песочным фруктовым пирогом и бутербродами с вареньем.

– Не сегодня, маленький мой.

Шелли вчера названивала целый вечер, снова и снова, так, что мне стало просто некуда деться ни от глухого дребезжания мобильного, ни от пронзительного воя стационарного телефона. Заблокировала её телефон, а из домашнего выдернула штекер. Надо было ещё несколько недель назад это сделать. Я же уже не хожу взад-вперёд по дому, не жду, зазвонит или нет.

Понятия не имею, кто нам угрожает, что им от нас надо, но я точно знаю одно: Шелли хочет забрать у меня Джейми.

Прохожу через боковую дверь в кухню и сразу же включаю радио. То и дело сигнал пропадает, но от шёпота голосов, музыки на кухне уютнее. Закрываю дверь в коридор, будто голоса радио – это призраки, которые вот-вот грозят исчезнуть во внутренностях дома, а нам оставить тишину.

Всего несколько минут, и вот мы с Джейми основательно подъели пачку хрустящего шоколадного печенья, запрудив стол десятком прозрачных пакетиков с серыми детальками лего всевозможных форм и размеров. Раскрыли, положив перед собой, на первой странице из 200 инструкцию по сборке «Тысячелетнего сокола». Мальчик мой склонился, внимательно изучает, языком расшатывает зубик, будто маятник раскачивает.

Он поверх одежды надел пижаму с Бэтменом, которая ему велика, поэтому всякий раз, когда он тянется за очередной деталькой, руки у него теряются в рукавах.

– Ой! – подпрыгиваю я, и мой стул со скрипом отъезжает назад. – В машине кое-что забыла. Ты давай собирай, а мы через десять минут тортик поедим.

Улыбаюсь, и впервые с утра получается искренне.

Сердце у меня заходится от любви:

– Джейми, я тебя люблю.

Хватаю ключи от машины, открываю настежь боковую дверь и готова уже броситься скорее за шариком прямо в моих домашних тапочках. Небо над полями разлилось сиреневым и розоватым, и я бы поманила сына посмотреть, но у меня на пороге стоит Шелли, уже и руку подняла, чтобы постучать.

– Привет! А у тебя телефон выключен, – заявляет она с порога, заглядывая мне за спину и ища глазами Джейми.

– Я отключила, а то реклама замучила, – вру я.

– И мобильный тоже не работает, – прищуривается Шелли. В глазах не пляшут огоньки, нет ни следа задорной улыбки. Челюсти стиснуты, губы сжаты.

Пожимаю плечами.

– Ты вчера так быстро убежала, а мне просто хотелось убедиться, что…

– Всё нормально у меня. Просто… просто сегодня у Джейми день рождения…

Я недоговариваю, втискиваюсь в щель между дверью и косяком, чтобы ей не было видно ни кухни, ни торта, ни как мы пытаемся праздновать.

Часть меня хочет заорать на неё, чтобы уходила, закрыть дверь, надёжно запереть. Ещё часть – сказать ей, что я всё знаю, что пусть оставит попытки, я ей никогда Джейми не отдам. Никогда.

Но слова не приходят. Есть Шелли со страниц моего дневника, которую я боюсь, лёжа ночью без сна, которая подкладывает мне таблетки в горячий шоколад, а потом поёт колыбельные Джейми, которую я заблокировала в телефоне с твёрдой решимостью никогда с ней больше не разговаривать, но это отчего-то совсем не та женщина, которая стоит сейчас на пороге моего дома, женщина с белоснежными волосами, в голубоватом джемпере с V-образным вырезом и лицом человека простого, но энергичного, верного.

Передо мной – моя подруга, которая помогла мне справиться, когда я от горя ходила по краю, которая нас с Джейми выручала, когда больше выручить было некому. Не знаю, как бы я выжила, если бы с ней не подружилась. Эта Шелли меня спасла, и хлопать дверью ей в лицо мне совсем не хочется, хочется расплакаться и броситься ей в объятья.

За спиной скрипят о кафель ножки стульев. Можно и не оборачиваться: это Джейми улыбается до ушей, весь изнемогает от нетерпения – скорее бы Шелли показать свои подарки, с ней вместе сесть праздновать день рождения.

Поэтому, хотя у меня в ушах воют сирены, а в животе страх узлы вяжет, я не обращаю на это внимания, отхожу на шаг, давая Шелли зайти. И не только ради Джейми, не только ради того, чтобы услышать радостный топот его ножек по кафелю. Мне тоже важно, чтобы Шелли была с нами, с её энергетикой праздник получится настоящий. Зажжём свечи на торте, споём «С днём рожденья тебя», и будет всё как надо, весело, а не вот так вымученно.

– Мне только взять из багажника кое-что, – сообщаю я Шелли, пытаясь протиснуться сквозь неё.

Выражение лица у неё успокаивается, мышцы расслабляются. Она тонко улыбается.

– Давай я возьму. А то ты же босиком.

Берёт ключи из рук, круто разворачивается – я даже не успеваю её остановить.

Когда Шелли возвращается, её лицо кажется белым на фоне неба, как будто от него совершенно отлила кровь. За ней скачет шарик, словно ему не терпится, чтобы его наконец отпустили на волю, но у Шелли вид настолько рассеянный, что на мгновение мне кажется, будто она отпустит его, и полетит он вверх из её рук, растворится в светло-розовом закате.