Хелене Флод - Терапевт

— Я работаю с этим делом, — говорит она. — Гюннар сейчас подробно охарактеризует вам состояние расследования. К сожалению, я не могу задержаться с вами, но уверена, что он изложит все как надо и ответит на все возникшие у вас вопросы. А если потребуется что-то еще, вы можете потом позвонить мне.

Я киваю. Мы с Гюндерсеном обмениваемся такими молниеносными взглядами, что вряд ли она могла заметить его; нам обоим немного неудобно из-за того, что она называет его по имени. Что-то в нем есть такое, из-за чего даже его мать, думается мне, зовет его Гюндерсеном.

Он проводит меня в такую же по-спартански обставленную комнату, как та, где я дожидалась в пятницу: стулья с розовой шерстяной обивкой, какие в начале девяностых обожали закупать госучреждения; столик на стальных ножках и с пластиковой столешницей, на нем дешевая на вид настольная лампа; к потолку на двух стальных тросах подвешена вытянутая прямоугольная лампа, а в углу стоит горшок с фикусом, не поймешь, настоящим или искусственным, такие у него пыльные листья. Гюндерсен усаживается на стул. Показывает мне, чтобы я села напротив. Там два стула, и мне вдруг вспоминается мой кабинет. Я наобум сажусь на тот, что справа. Гюндерсен ставит передо мной чашку с кофе; поехали.

— Так вот, — говорит он.

— Вот, — реагирую я.

Мы смотрим друг на друга.

— Вы наверняка думали о том, что случилось в пятницу, — произносит Гюндерсен.

Я киваю. Он продолжает:

— Вы позволите мне, прежде чем мы начнем, задать вам один вопрос?

— Ну конечно.

— Вы действительно не знали, что охотитесь за Верой? Когда поехали в пятницу в Крукскуг?

— Нет, — говорю я. — Честно. Я понятия не имела, что это она.

— Выходит, тогда вы могли предполагать, что в эту глушь, на место, где произошло убийство, вас зазывает неизвестно кто, просто какой-то психованный убийца?

Я опускаю глаза, понимая, как вся эта история выглядит со стороны.

— Я не знала, что это Вера, — говорю я, глядя на свои руки; пытаюсь объясниться. — Но я видела на видеозаписи, сделанной охранным предприятием, ее фигуру… Ну и вот. Ничего в этой фигуре не было угрожающего. Как-то даже жалко она выглядела.

Конечно, с пятницы у меня было время все обдумать. Но так непросто изложить свои мысли… Я набираю в легкие воздух, делаю новую попытку.

— Вы просто не представляете, как мне было страшно, — говорю я. — Я понимала, что это опасно. Но я просто… Мне просто нужно было понять. И будь что будет, подумала я. Да, конечно, вышло очень самонадеянно с моей стороны, и теперь я вижу это совсем иначе. Но тогда я чуть не спятила, сидя дома с этими камерами, с шагами на чердаке, с магнитиками этими на холодильнике… Дело не только в том, что я хотела знать, что случилось с Сигурдом. У меня было чувство, что речь и о моем выживании.

Гюндерсен глядит на меня, склонив голову набок.

— Ну, в итоге вы целы, — говорит он. — Но я вам вот что скажу: вы по гроб жизни должны благодарить того парнишку, который работает в охранном бюро. Как оно там… «Охранное предприятие Арилля»? Молоденький такой паренек… Он позвонил нам ни свет ни заря и рассказал, что произошло. Сказал, что вы, наверное, поехали туда, на дачу эту. Слышно было, что он мучается из-за того, что разглашает служебную тайну. Прямо как вы, когда мы просили у вас медкарты… Не важно. Главное, что он нас предупредил. Фредли тут же помчалась туда, по пути прихватив на подмогу пару ребят из Хёнефосса. Слава богу… Могло ведь и очень плохо кончиться.

Он бросает на меня многозначительный взгляд. Я киваю. Гюндерсен в полиции работает давно, всякое повидал. Когда такой человек советует тебе не играть с жизнью, к его совету стоит прислушаться.

— Ладно, — произносит он, поправляя разложенные перед ним бумаги: папку с документами, распечатки каких-то таблиц в «Экселе», машинописные странички, и все это с примечаниями, начерканными неразборчивым почерком на полях и где еще оставалось свободное место. — Давайте начнем сначала. Вера. Что вы о ней думаете? В смысле, что вы думаете о ее роли во всем этом?

— Ну… Я подумала. Не знаю. Скорее всего, у них были отношения. Так я думаю.

Гюндерсен медленно кивает.

— Да, — говорит он. — Так оно и было. Мне неприятно вам об этом говорить…

Я принимаю это известие как ожидаемый удар под ложечку. Тупая такая боль, и я знаю, что она пронзит меня так же остро, как в комнате ожидания вечером в пятницу. Но не сейчас. Сейчас просто удар кулаком в диафрагму, подтверждающий мои опасения. Я делаю несколько медленных вдохов.

Гюндерсен переводит взгляд со своих бумажек на меня. Интересно, как давно он узнал?… Мне вспоминаются обрывки наших разговоров. Когда мы сидели у меня в кабинете и он спросил, не было ли сложностей в наших с Сигурдом отношениях. У нас был крепкий брак , сказала я. А он уже тогда знал?

— Она познакомилась с Сигурдом, когда тот проектировал пристройку к дому ее родителей, — говорит Гюндерсен. — Они живут в коттедже на две семьи в Согне. Сигурду понадобилось пару раз съездить туда, чтобы замерить что-то, а ее родители были в отъезде и сказали, что дома будет Вера, впустит его. Ну и вот.

Я не хочу задумываться о том, что было дальше. Представлять себе, как все происходило. Я знаю, что, когда лягу спать сегодня вечером, да и потом каждый вечер в обозримом будущем, все равно буду мусолить эти мысли. Но сейчас нарочно думаю о других людях. О полицейских, обыскивавших дом в прошлый понедельник, рывшихся в ящиках с бельем, а я безучастно смотрела на них и пыталась понять, что же случилось. Знали они тогда? А Ян-Эрик и Томас? Они догадывались, что у Сигурда есть другая, звоня мне в тот вечер, когда он не приехал на дачу? А если так, то, наверное, и Юлия знала?

Гюндерсен покашливает.

— Так что, Сара, — и я надеюсь, вы не будете возражать против этого, — в вашем браке существовали сложности. Не мне судить, как поступать в такой ситуации — брак штука сложная, с этим никто не поспорит, — но, чтобы понять, как развивались эти отношения, я должен спросить себя: что заставило Сигурда завязать их? Взрослого человека, женатого, положительного? Со школьницей? Да, конечно, ей уже восемнадцать, по закону она совершеннолетняя. Но ведь она еще подросток! Не мне объяснять вам, почему так случилось; но если хотите знать, что я думаю по этому поводу, то Сигурд, видимо, был разочарован, что жизнь в браке сложилась не вполне так, как он представлял себе. Я с подобным сталкивался не раз. Особенно когда дело касается мужчин. Понимаете, отношения подразумевают массу того, что следует делать, каким быть, о чем иметь мнение. Тут и родители супруга, и жилье, и работа, и заработки. Так много поводов разочаровать друг друга… И разочароваться в себе. А тут появляется новый человек, молодой, открытый, ничего от тебя не требующий. Видящий в тебе одни достоинства, даже когда ты не прилагаешь к этому никаких усилий. Восхищающийся тобой и не настаивающий, чтобы ты зарабатывал больше, брал на себя больше, успевал больше. Если ты давно испытываешь недовольство собой, может возникнуть сильный соблазн повестись на столь лестное представление о себе самом. А если этот человек, эта женщина, к тому же молода и хороша собой, — тем более.