Грегг Олсен - Не говори никому. Реальная история сестер, выросших с матерью-убийцей

Никки навсегда запомнился один случай, за которым она, совсем ребенок, наблюдала расширенными от ужаса глазами, не мигая и застыв на одном месте. Дэйв – худой, лохматый, весь в татуировках, оставшихся с армейских времен, – выскочил на крыльцо их дома на Фаулер-стрит с дробовиком и приставил его к подбородку. Он весь трясся и рыдал. Это произошло после очередной ссоры с ее матерью, очередной порции ненависти и отвращения, вылитой на него якобы за то, что он недостаточно зарабатывает и мало уделяет внимания детям.

Шелли, не умолкая, осыпала его проклятиями.

– Ты никчемная тряпка, а не мужик! – выкрикнула она, прежде чем с грохотом захлопнуть перед его носом дверь. – Ты вообще не любишь ни меня, ни девочек. Если бы любил, работал бы больше!

Дэйв кое-как собрался, пришел в себя. Сел в свой грузовик и уехал – как всегда после крупной ссоры.

Таков уж он был. Терпеливый. Пассивный. Покорный.

«Я ни разу не видела, чтобы он поднял на нее руку, – вспоминала Никки позднее. – Да он даже слова обидного в ее адрес не сказал». А вот Шелли и не пыталась себя сдерживать.

«Она впадала в ярость. В самую настоящую ярость. Отвешивала мне пощечины, но я никогда не бил ее в ответ, потому что это не по-мужски, – говорил Дэйв. – Она толкалась. Царапалась. Кричала. Бесилась, по-другому не скажешь. Я к такому не привык».

– Нам надо как-то договориться, – заводила Шелли разговор, понимая, что Дэйв ей нужен.

– Я не могу дальше так жить, – отвечал он.

Шелли лишь пожимала плечами.

– Тут нет ничего особенного. Многие люди так живут.

– Только не я.

Впервые все стало по-настоящему плохо, когда Дэйв немного перебрал на рождественской вечеринке в кругу коллег. Те привезли его домой, но у дверей их встретила Шелли, злая как черт. С выпученными глазами и пылающим лицом. Она затолкала его в дом и кричала так, что он решил пойти к приятелю и переночевать у него. От этого Шелли разозлилась еще сильнее. Она хотела, чтобы муж был дома и слушал ее упреки, раз она так решила. Он не имел права скрываться. После этого Шелли принялась делать все возможное, чтобы отдалить Дэйва – а впоследствии и девочек – от его родных. Настаивала на полном контроле – в любое время, в любом месте. Если ссора между ними начиналась в машине, Шелли высаживала Дэйва прямо на дороге.

– Вон отсюда! Сейчас же!

Дэйв постепенно утрачивал связь с реальностью. Он был как в бреду. Не понимал, что с ним происходит и почему. Не спал по ночам. И все время боялся, что вот-вот у Шелли случится новый срыв, и она бросится на него в атаку.

Мне нужна передышка. Пауза. Надо побыть отдельно от нее.

Иногда он садился в свой грузовик и ехал в горы с палаткой. Время от времени ночевал у друзей. Дэйв понимал, что их брак с Шелли не такой, как у всех людей. Он не прогуливал работу и не топил горе в бутылке. Просто периодически пропадал.

Чтобы выжить рядом с Шелли, надо было максимально ее избегать. С первых дней их семейной жизни Дэйв начал сбегать от ее постоянных претензий, высказываемых раздраженным тоном. Да, она могла быть милой. Могла быть забавной. Но все это заслоняла собой ее неконтролируемая ярость, злобные вспышки, которых он так боялся. Он понимал – с ней творится что-то не то. Она выходила из себя. Кричала. Бесновалась. Хлопала дверями так, что они срывались с петель. И тому подобное. Дэйв запрыгивал в свой грузовик, прихватив спальный мешок и подушку, и просил Господа его вразумить.

– Боже, это неправильно, – говорил он. – Ненормально. Так жить нельзя. Я знаю. Помоги же мне!

«Когда тебя раз за разом загоняют в угол, ты больше не хочешь туда попадать. Позже многие спрашивали меня, почему я не ушел. Не забрал детей и не уехал. Но с Шелли это бы не прошло. Ничего бы не получилось. Она бы не позволила. Устроила бы на нас охоту».

Когда Дэйв, побыв в одиночестве и успокоившись, возвращался домой, Шелли включала свою хорошую сторону: обращалась с ним ласково и с любовью. Это могло продлиться несколько недель, дней или часов.

А потом все начиналось сначала.

Через несколько лет дом на Фаулер-стрит сгорел, оставив на улице пустой промежуток – своего рода метафору семейной жизни Нотеков. Проходя мимо, Никки часто вспоминала, как мать нападала на них с отчимом. Она старалась сохранить лишь хорошие воспоминания, пусть их и было мало. Мать любила ее. Иначе и быть не могло. И любила Сэми. Это же очевидно.

Очевидно до боли.

Иногда, если жизнь выходит из-под контроля, надо сменить обстановку – например, переехать в новый дом, чтобы начать с чистого листа.

Никки очень надеялась, что у них так и будет.

Что переезд поможет.

Дэйв и Шелли Нотек перевезли семью в загородный дом на горе в Олд-Уиллапе, который называли между собой Лаудербек-Хаус, по фамилии его первых владельцев, местных заправил, занимавшихся морскими перевозками. Дом стоял в конце длинной подъездной дороги, извивавшейся среди полей. Она круто забирала вверх и приводила к особняку, построенному на опушке леса. Он был темно-зеленый, с контрастными наличниками и с большой угловой террасой, на которые выходили раздвижные окна гостиной и задняя дверь кухни. Потолки высотой не меньше трех с половиной метров, дощатые полы, все еще красивые, хоть и истертые, в гостиной – камин, отделанный камнем. Напротив гостиной, за лестницей, находилась просторная ванная комната, а справа от входной двери – хозяйская спальня с окнами на улицу.

Никки и Сэми достались спальни на втором этаже, куда вела невероятно крутая деревянная лестница. Каждой полагалась своя комната, а холл между ними они использовали для игр. Спальня Никки выходила на заросший травой и деревьями холм за домом. У Сэми из окна был виден боковой дворик со старыми рододендронами и узкая полоска палисадника. Под домом был подвал, большой и мрачный, с топкой, работавшей на нефти, – ею в доме пахло в любое время года. Шелли любила свой дом. Считала его идеальным и мечтала купить, а не арендовать, но такие расходы были им не по карману. Дэйв по-прежнему работал на вырубке, брал дополнительные смены и всячески старался заработать побольше. Шелли говорила, что неплохо бы и ей найти работу, но ничего не предпринимала.

Дом был красивый, уютный и комфортабельный.

Но там-то и началось самое страшное.

Что угодно могло превратиться в оружие. Дети это знали. И Дэйв тоже. Лопатка, выхваченная из кухонного ящика, рыболовная удочка, электрический провод. Шелли Нотек хватала все, что попадется под руку, и избивала дочерей, если решала, что они сделали что-то не так. Неважно, насколько серьезным был их проступок. Придумав новое наказание, она старалась сделать его максимально действенным. Максимально жестоким. Сам акт избиения дочерей будоражил ее и придавал ей сил. Бросаясь на них, она наслаждалась бушующим в крови адреналином.