Эрик Ластбадер - Возвращение Борна

— Твоя идея — ты и решай.

Борн опустился в отверстие по пояс.

— Подожди десять секунд, а затем полезай следом, — сказал он напоследок и скрылся из виду.

Аннака ликовала. В бронированном лимузине Спалко они мчались по направлению к аэропорту, и теперь уже никто не мог остановить их. Последняя уловка, на которую она пошла, побеседовав с Этаном Хирном, как выяснилось, оказалась вовсе не обязательной, но она не жалела о том, что совершила этот подход к нему и попыталась обеспечить свою безопасность на тот случай, если Спалко проиграет. Аннака всегда предпочитала подстраховаться, а в тот момент, когда она решила договориться с Хирном, Спалко, как ей казалось, балансировал на краю пропасти.

Глядя на него теперь, Аннака подумала, что не должна была сомневаться в нем ни секунды. Спалко обладал смелостью, фантастическими навыками и способностью перевернуть целый мир для достижения своих целей. Даже столь амбициозной, как та, которую он поставил перед собой сегодня. После того как он впервые поведан ей о своих планах, Аннака отнеслась к ним скептически, и этот скепсис жил в ней вплоть до последней минуты, когда он организовал их переправку на противоположный берег Дуная по старому туннелю, который шел под дном реки и где во время войны жители города укрывались от воздушных налетов.

Спалко наткнулся на этот туннель после того, как приобрел здание для штаб-квартиры «Гуманистов без границ». Он отремонтировал его и успешно изъял любое упоминание о туннеле из всех архитектурных документов. Так что до последнего времени существование этого подземного, а точнее, подводного хода оставалось его личным секретом.

Лимузин с водителем поджидал их у дальнего конца здания, под пламенеющим солнцем позднего полудня, и вот, проехав под Дунаем, они уже неслись по автотрассе по направлению к аэропорту Ферихедь. Аннака подвинулась ближе к Степану, и, когда он повернул к ней свое лицо, которым она неизменно восхищалась, женщина взяла его руку и на некоторое время задержала ее в своих ладонях. Мясницкий фартук и резиновые перчатки он стянул и выбросил в окно, когда они еще ехали по туннелю. Сейчас на нем были джинсы, белоснежная рубашка и легкие мокасины. Глядя на него, невозможно было поверить, что он бодрствовал всю ночь.

Спалко улыбнулся:

— Я полагаю, бокал шампанского — это именно то, что сейчас нужно, а?

— У тебя все всегда предусмотрено, Степан! — засмеялась она.

Спалко указал ей на тонкие хрустальные бокалы, установленные в специальных нишах на внутренних панелях задних дверей. Аннака наклонилась, чтобы взять два из них, а Спалко тем временем извлек из автомобильного бара бутылку холодного шампанского, сорвал с горлышка фольгу и ловко извлек пробку. По обе стороны автострады пролетали многоэтажные здания, и постепенно угасающее светило отражалось в их бесчисленных стеклах. Спалко наклонил бутылку и наполнил бокалы светло-янтарной пенящейся жидкостью.

Они выпили по глотку шампанского, и Аннака посмотрела в глаза Степана. Они были как брат с сестрой, а может, и ближе, поскольку их отношения не отягощал багаж соперничества, который неизменно накапливается у людей, растущих в одной семье. Аннака подумала, что из всех представителей противоположного пола, которых она когда-либо знала, Спалко больше всего отвечал ее представлениям об идеале мужчины. И не то чтобы ей не хватало спутника жизни. Когда она была девочкой, ей вполне хватило бы отца, но этому не суждено было случиться. Поэтому она остановила свой выбор на Спалко — сильном, умном, неуязвимом. В нем сочетались все качества, которые любая дочь хотела бы видеть в своем отце.

Лимузин подъезжал к границе города, и многоэтажки попадались уже значительно реже. День постепенно угасал, и солнце клонилось все ниже к линии горизонта. Ветер утих, и облака застыли на порыжевшем небосводе — идеальная погода для взлета.

— Не хочешь послушать музыку? — спросил Спалко. — Что-нибудь такое, что гармонирует с шампанским. — Рука Степана поднялась к CD-чейнджеру, укрепленному над его головой. — Что же мы поставим: Баха?

Бетховена? Нет, конечно же, Шопена!

Спалко выбрал соответствующий диск, нажал кнопку, но вместо заветной мелодии ее любимого композитора Аннака услышала собственный голос: "Так на кого же вы работаете — на Интерпол? Впрочем, нет, у вас — иные повадки. На ЦРУ? Тоже нет. Если бы американцы попытались внедрить своего агента в их организацию, Степан, несомненно, знал бы об этом..."

Рука Аннаки с бокалом замерла в воздухе.

«Не стоит так пугаться, Этан».

Спалко с улыбкой смотрел на нее поверх своего бокала, и от этого у нее похолодело под сердцем.

«На самом деле меня все это не волнует. Я всего лишь хочу иметь страховой полис на тот случай, если здесь запахнет паленым. Вы и есть этот самый полис».

Спалко остановил запись, и в салоне повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь еле слышным урчанием двигателя.

— Ты, верно, ломаешь голову над тем, каким образом мне стало известно о твоем предательстве?

Аннака обнаружила, что временно утратила дар речи. Ее мозг был парализован, а вся жизнь оказалась поделена на две части: до того, как Степан таким добрым голосом спросил ее, какую музыку ей хочется послушать, и — после. Сейчас ей больше всего на свете хотелось вернуться в это «до». Воспаленное сознание могло фиксировать лишь эту трещину, которая расколола надвое ее жизнь, за доли секунды расширилась и превратилась в бездонную пропасть, что разверзлась у ее ног. Как прекрасна была ее жизнь до того момента, как Спалко нажал на кнопку воспроизведения, и в какой непроходимый кошмар превратилась она после того, как он выключил запись!

Неужели он до сих пор улыбается этой своей крокодильей улыбкой? Ей вдруг показалось, что она не может сфокусировать взгляд, и Аннака непроизвольным жестом вытерла глаза.

— Боже милостивый, Аннака, неужели это — взаправдашние слезы? — Спалко горестно покачал головой. — Ты разочаровываешь меня, хотя, если говорить откровенно, я постоянно думал: когда же ты предашь меня? В этом отношении твой мистер Борн был совершенно прав.

— Степан, я... — Аннака умолкла оттого, что не узнала собственный голос — он звучал жалко и униженно, а умолять кого бы то ни было она не умела и не желала. На душе и без того было отвратительно.

Спалко показал ей какой-то предмет, зажатый между его большим и указательным пальцами. Это был крошечный диск, даже меньше, чем батарейка для наручных часов.

— Электронное подслушивающее устройство, установленное в кабинете Хирна. — Он хохотнул. — Самое смешное — в том, что я его ни в чем предосудительном и не подозревал. Такие штуки устанавливаются в кабинетах всех новых сотрудников, по крайней мере, на первые полгода. — Диск исчез столь же волшебным образом, каким и появился. — Тебе не повезло, Аннака, а мне — наоборот.