Питер Мэй - Локдаун

LOCKDOWN © Peter May, 2020

© Рокачевская Н., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

В 2005 году я не сумел найти издателя ни для романа «Скала», ни для первой книги из серии «Энцо», «Опасная тайна зала фресок», и начал собирать материал для криминального романа, разворачивающегося на фоне пандемии птичьего гриппа.

Ученые предсказали, что, скорее всего, следующую пандемию гриппа вызовет птичий грипп, или H5N1. В 1918 году испанка унесла жизни от двадцати до пятидесяти миллионов людей по всему миру, а от птичьего гриппа со смертностью шестьдесят процентов и выше это число закономерно должно было быть гораздо больше.

Я уже собирал материал об испанке для «Змееголова», одного из моих «китайских» триллеров, и неплохо разобрался в теме. Но все равно не был готов к тому, чем обернется мое расследование относительно H5N1, и пришел в ужас от того, что пандемия птичьего гриппа может уничтожить весь мир.

Я начал размышлять о хаосе, который вызовет эпидемия, как быстро начнет распадаться общество. В качестве места действия, эпицентра пандемии, я выбрал Лондон, который полностью закрывают на карантин. На этом фоне, на месте лихорадочного строительства нового полевого госпиталя обнаруживают кости убитого ребенка. Детектив Джек Макнил приступает к расследованию, хотя вирус затронул и его собственную семью.

Я написал «Локдаун» в течение полутора месяцев, засиживаясь за полночь. Его так и не опубликовали. Британские издатели в то время посчитали изображение Лондона под осадой невидимого врага, H5N1, нереалистичным – дескать, такого никогда не случится, хотя мое расследование показало, что это возможно. Потом серию «Энцо» купило американское издательство, и мои «Китайские триллеры» поначалу вышли в США. Мой фокус переместился на другую сторону Атлантики, а «Локдаун» так и остался лежать в папке на Дропбоксе. До сего дня.

Я пишу это, запертый в четырех стенах своего дома во Франции, мне запрещено выходить, кроме как в исключительных обстоятельствах. Новый коронавирус Covid-19 опустошает мир, и общество быстро распадается. И хотя смертность от этого вируса составляет всего малую долю от смертности вследствие птичьего гриппа, политики с трудом сдерживают хаос и панику, которая распространяется из-за Covid-19 по всему миру. Параллели с «Локдауном» ужасают. Так что настал подходящий момент открыть ту пыльную папку на Дропбоксе, вытащить старую рукопись и поделиться ею с читателями, пусть даже только для того, чтобы понять, насколько хуже все могло бы быть.

Крик отдается эхом в темноте, едва прорываясь через сдавленное страхом горло. Звук дрожит из-за охватившего ее ужаса. От такого вопля у любого смертного застыла бы в жилах кровь, но толстые стены старого дома смыкаются вокруг ночной жути, а единственные уши, способные услышать, глухи к ее мольбам.

Он ругается, сопит и сплевывает в темноте, зло и раздраженно. Она слышит его шаги на лестнице и знает – сейчас ей сделают больно. И этому человеку она доверяла, даже любила. Ее захлестывает непонимание. Как такое возможно? Она вспоминает холодное прикосновение его ладони к своему разгоряченному лбу во время долгих и мучительных дней болезни. Жалость в его глазах. А теперь в этих глазах пылают ярость и угроза.

Она задерживает дыхание. Он поднялся еще на один лестничный пролет. Он думает, что она на последнем этаже, и она выскальзывает из кабинета и видит тень на лестнице – он идет к комнатам в мансарде. Она разворачивается и спешит вниз, к падающему из витражных окон на пол прихожей свету. Ноги тонут в толстом ковре. Пальцы в отчаянии цепляются за ручку, нажимают на нее. Но дверь заперта. Выхода нет.

Она замирает и слышит, как он спускается. Он знает, что упустил ее. Мгновение она колеблется. Из ванной под главной лестницей ступеньки ведут в подвал. Но если спуститься туда, она окажется в ловушке. Из подвала в переулок между домами выходит только старое окошко для угля, и какой бы она ни была миниатюрной, в щель не протиснуться.

Дом сотрясается от шагов по лестнице, и она в панике разворачивается, но видит перед собой только лишь девочку. Призрака в белой ночной рубашке, с коротко стриженными черными волосами, светло-карими глазами с расширенными от ужаса зрачками и белым лицом, словно присыпанным мелом. При виде ребенка страх пронзает, как острые лезвия ножей, которые ее ждут, и тут она понимает, что испугалась собственного отражения. Искаженного страхом настолько, что невозможно узнать.

– Чой! – доносится его голос с лестницы, и она внезапно вспоминает женщину, которая показывала дом несколько месяцев назад.

В стене большой столовой в передней части дома есть фальшпанель. Этой комнатой они никогда не пользовались. Столовая всегда погружена в душный полумрак, дневной свет или свет фонарей проникает сквозь щели по краям ставней. Агент по недвижимости отодвинула столик, чтобы убрать панель, и за ней обнаружилась дверь. Старая выкрашенная белой краской дверь с круглой ручкой. Тогда женщина открыла ее в темноту. В этой сырой, холодной и крошечной комнатке с кирпичными стенами семья из шести человек когда-то пряталась в темноте от бомб.

Чой не поняла, что женщина имела в виду под словом «Блиц», – та лишь сказала, что когда немецкие бомбардировщики завершали налет на Лондон, они разворачивались на юг и по пути сбрасывали неизрасходованный боезапас на этот злополучный район. А затем начинали голосить сирены, люди как крысы заползали в свою крысоловку, слушали, ждали и молились в темноте. Чой снова слышит, как он выкрикивает ее имя, и, словно от воя сирен полувековой давности, бежит от этого крика в столовую.

Быстро отодвигает столик и шарит по темно-синей панели в поисках механизма. Панель тяжелая, и крохотные пальчики с трудом ее сдвигают. Он уже на лестничной площадке второго этажа, шаги слышны в спальне над головой. Чой отодвигает панель в сторону и толкает дверь. Та открывается в темноту, и вокруг смыкается холодный и сырой воздух. Она шагает внутрь и возвращает панель на место. Изнутри запереться невозможно, остается только молиться, что он не заметит. Она закрывает дверь, и свет гаснет. Чой садится на пол и обхватывает себя руками, чтобы согреться.

Здесь так холодно, так темно. Похоже, это конец. Отсюда нет выхода. Она не может представить, как шесть человек умещались в этой каморке. Невозможно даже вообразить, каково им было слышать, как вокруг рвутся бомбы, думая, что следующая может попасть сюда. Однако нет нужды призывать на помощь воображение, чтобы мысленно нарисовать человека, чьи шаги слышно на лестнице, представить, как отражается свет от его ножа. У него ведь есть нож, в этом она уверена. Приют в Гуандуне – уже далекое воспоминание, как и та девочка, которой она когда-то была, – другой человек в другой жизни. Все так сильно изменилось всего за полгода, как будто прошла целая вечность, а та, другая жизнь – лишь тень сновидения.