Рэйчел Кейн - Горький водопад [litres]

Поэтому я делаю то, чему меня обучали в военно-воздушных силах по программе SERE: выбрасываю все это из головы, снова сворачиваюсь в клубок, чтобы сохранить тепло, и стараюсь поспать как можно крепче и дольше.

На следующее утро я просыпаюсь от того, что дверь со стуком распахивается. Я едва успеваю выпрямиться, как они хватают меня. На этот раз никаких побоев. Меня выволакивают наружу, навстречу мягкому утреннему свету. Все еще холодно, мои ступни онемели настолько, что я едва чувствую боль от порезов, когда спотыкаюсь об острые камни, образующие низкую стену вокруг тюремного здания. Это символический барьер, предназначенный для предупреждения о том, что сюда ходить нельзя. На этот раз ко мне прислали троих мужчин; один из них – Калеб, он вооружен пистолетом-пулеметом, который висит на ремне, охватывающем его грудь. Марка оружия мне знакома – MP5. Я гадаю, насколько хорошо он умеет с ним управляться. Вероятно, достаточно хорошо, чтобы расстрелять меня, словно неподвижную мишень. Остальные двое тоже вооружены, хотя и более распространенным среди гражданского населения оружием, но это тем не менее уменьшает мои шансы вырвать у Калеба MP5 и попытаться выжить и победить. Я решаю выждать и посмотреть, куда они меня ведут.

Мужчины не говорят ни слова, просто ведут меня по тропе – сначала по острым, режущим кожу камням, потом по холодной утоптанной земле между рядами безмолвных деревьев. Когда я спотыкаюсь – чувствительность вернулась к моим ногам, и это неприятно, – то получаю такой сильный тычок в спину, что едва не падаю наземь. Кандалы на руках и ногах уже стерли мои запястья и лодыжки в кровь, и я снова чувствую грызущий голод. Отмечаю странную тишину – здесь не поют даже птицы.

Сначала я слышу шипение, которое постепенно перерастает в громкий рев, потом вижу водопад. Он невысокий, но изумительно красивый, и утренний свет порождает радуги, танцующие в белой взвеси над пенящейся водой. Пруд – озеро? – куда падает струя, выглядит глубоким и непроглядно-черным.

Патер Том стоит на каменистом берегу и смотрит на водопад. Калеб и его безмолвные товарищи подталкивают меня к нему и отступают на несколько шагов, где и останавливаются по стойке «вольно». Двое из них явно прошли военную подготовку на скорую руку, хотя мне кажется, что Калеб когда-то действительно носил армейскую форму и, вероятно, именно поэтому держится с таким превосходством.

– Сэм, – говорит пророк и поворачивает голову, одаряя меня улыбкой. Он выглядит как всеобщий лучший друг, только старше возрастом – папа, дедушка… и, не могу не отметить, у него есть странный, притягательный шарм. – Я хотел поговорить наедине. Сугубо между нами, как мужчина с мужчиной.

«Как тюремщик с узником, он имеет в виду».

Я понимаю, что это, возможно, мой шанс. Сейчас я не в центре открытого лагеря, где повсюду охрана с оружием. Я в уединенном местечке, охранников здесь всего трое – не считая самого ценного члена этой секты. Я быстро составляю в голове план. «Первый шаг: перекинуть скованные руки через его голову, потянуть его назад за шею, использовать его как прикрытие. Заставить их бросить оружие. Схватить ближайший ствол и застрелить их всех, если придется. Держа патера Тома в заложниках, заставить кого-либо привести Коннора и пригнать автомобиль, после чего можно будет убраться отсюда ко всем чертям».

План, конечно, непрочный, словно лист бумаги, но все же это шанс, и лучшего уже не будет, как мне кажется.

Я уже готов начать действовать, когда патер Том поворачивается ко мне и приставляет к моему боку лезвие длинного охотничьего ножа. Он по-прежнему улыбается.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – говорит он тихо, словно мы обмениваемся некими секретами. – Ты замышляешь, как удрать отсюда и вытащить мальчика. Я уважаю это. Но этот мальчик – мой. Я скорее увижу вас обоих мертвыми, нежели позволю вам уйти.

Я ничего не говорю. Поражение оставляет кислый вкус во рту. Я сглатываю и стою неподвижно.

– Даже если ты каким-то образом сумеешь избежать этого ножа, одолеть меня и моих людей… у моих верных есть приказы, и они разорвут тебя на части прежде, чем ты сумеешь сбежать. Смирись с этим. Ты не настолько отважен. Ни у кого не хватит сил и дерзости на такое.

Он делает паузу, но не отводит нож. Кончик лезвия, прижатый к моей коже, кажется мне горячим. До моих почек и крупных артерий – пара дюймов, не больше. Одно движение – и я истеку кровью у него на глазах. Я ощущаю тошноту и ярость, я хочу убить его, однако заставляю себя вспомнить о том, чему меня учили.

Я жду. Делаю вид, что побежден. Пошатываюсь и стараюсь выглядеть как можно более усталым и подавленным.

– Этот твой мальчишка умен. И такой же тихий, как ты. Хотя я знаю, кто его настоящий отец. Возможно, мальчик похож на Мэлвина Ройяла сильнее, чем кажется… Как, по-твоему, это так? Может из него вырасти безжалостный убийца?

Я ничего не говорю. Пусть болтает. Рано или поздно он дойдет до сути. Я проглатываю свою ярость и заталкиваю как можно глубже. Несмотря на холод, меня пробивает пот и поднимается температура от желания убить этого типа.

Но я должен ждать.

– Я искал сведения о тебе. Как жаль, что твоей сестре на жизненном пути встретился такой монстр, как Ройял… Бог реально действует загадочными способами, не так ли? Он свел вместе тебя и жену Ройяла. Но в этом есть и некая победа. Тебе не потребовалось уничтожать его, достаточно было лишь забрать то, чем некогда владел он. Его жену. Его детей.

Он пытается получить от меня реакцию, но тщетно. Если хочет, чтобы я дернулся, он бьет совсем не в ту точку.

Улыбка его остается неизменной, как и ощущения, исходящие от него, – спокойствие, непринужденность, дружелюбие. Держу пари, он сохранит это выражение лица и эту улыбку до того самого момента, как увидит, что ты умираешь. Может быть, лишь в самый последний момент эта маска соскользнет, и из-за нее выглянет монстр. Но этого монстра видят только его жертвы. И никогда – его паства, состоящая из овец и волков.

– Ты, похоже, действительно заботишься об этом мальчике, невзирая на всю кровь и боль. Так скажи мне, Сэм: что ты готов сделать, дабы спасти его?

Наконец-то мы переходим к главному. Я почти испытываю облегчение, но по-прежнему ничего не отвечаю. Первое правило сопротивления допросу: никогда не говори «да». Не давай никаких ответов, которые могут быть опасны для тебя или для других.

– Ни слова? – В его голосе звучит разочарование. – Мне нужно знать, Сэм: готов ли ты умереть за него? В действительности он не твой сын, не твоя плоть и кровь. Любишь ли ты его достаточно, чтобы спасти его?

Никогда не говори «да». Правила для тех, кто попал в плен, глубоко въелись в мою память, но я никогда не чувствовал себя настолько в плену, как сейчас, зажатый между угрозами и харизмой этого человека. Сейчас я вижу в его глазах блеск, намек на то, что видят его жертвы в последний отчаянный момент. Мне нужно разозлить его.