Олег Рой - Оправдание невиновных

— А вы, конечно же, стремитесь максимально сократить срок этого… отбытия.

Роберт Моисеевич опять коротко хохотнул:

— В некоторой степени. Вообще-то, скажу искренне… искренний адвокат — уже смешно, да? И все же скажу искренне: максимально сократить время пребывания Алисы Леонидовны в местах не столь отдаленных — это, так сказать, задача-минимум. Но если говорить честно… да-да-да, с адвокатами такое тоже бывает… хотя нечасто, да… Итак, если честно, то я рассчитываю… впрочем, нет, о «рассчитываю» говорить пока не приходится… надеюсь — будет точнее. Мы с моей клиенткой надеемся на полное ее оправдание. Неожиданно, да?

Арина пожала плечом — какая, мол, разница, неожиданно или наоборот — и бросила довольно сухо:

— Не поздно ли вы спохватились? Суд, насколько я понимаю, счел вину вашей клиентки вполне доказанной. Да и следствие было проведено, насколько мне известно, без предвзятости.

— Ой, суд, я вас умоляю! — адвокат махнул на нее пухлой, почти детской ладошкой. — Ну да, бывает и такое. Не повезло. Разве вы никогда в своей практике не сталкивались с приговорами… ой нет, я не хочу ничего плохого говорить про самый справедливый суд в мире… но ведь всякое бывает, разве нет? Бывает, что и невиновных осуждают.

Ну да. Гулявкина-то вон осудили.

Арина неопределенно повела плечом.

— Так вот я вам скажу, — продолжал ее собеседник, — как на духу: следствие следствием и приговор приговором, а моя клиентка невиновна. Вот невиновна, и хоть режьте!

Упитанное брюшко возмущенно заколыхалось.

Арина вздохнула:

— Ну… допустим. И вы сейчас пытаетесь меня в этом убедить?

— Боже упаси! — адвокат картинно замахал теперь уже обеими ладошками. — Пока что я всего лишь пытался вас убедить в том, что никаких препятствий нашему с вами общению не имеется, — он хихикнул. — Ой, только не говорите мне за профессиональную этику!

— Да я, собственно, и не собиралась… — вообще-то она именно что собиралась, но после адвокатской реплики продолжать обсуждение было уже как-то глупо. — Только я все равно не понимаю, зачем все вот это. — Арина обвела рукой автомобильный салон, за окном которого продолжал маячить блондин с равнодушным лицом. Ничего так охрана у господина адвоката.

— Вот! — господин адвокат воздел и тут же опустил указательный палец. — Вопрос первый — почему я не явился в ваш рабочий кабинет. Потому что, на мой взгляд, сие пока преждевременно. Ничего, так сказать, вещественного, что я мог бы положить на стол следователю, у меня не имеется. Но! — он вновь воздел указательный палец и смешно округлил глаза. — По имеющейся у меня информации, в распоряжении следственных органов есть собственноручное признание… нет, я не скажу — настоящего убийцы, но! — перед Арининым лицом опять воздвигся пухлый, благоухающий хорошим мылом пальчик. — Согласитесь, что само существование подобного документа делает вину моей клиентки как минимум не бесспорной.

Кто бы сомневался! Словно мухи, тут и там, ходят слухи по домам — кто это пел? Высоцкий, кажется? Арина вздохнула. Действительно, можно сколько угодно разглагольствовать о тайне следствия, но в реальности оказывается, что юридическое сообщество — штука практически прозрачная. А тут еще и информация-то вон какая… лакомая! Список убийств, в которых полгода назад «признался» бывший опер Егор Шубин перед тем как застрелиться, вероятно, уже известен всем заинтересованным лицам. И нужды нет, что «признание» шубинское весьма сомнительно, в одном из случаев у него и вовсе железобетонное алиби, главное — камешек в тихие воды уже брошен. И круги от камешка пошли, и сомнения в тех давних приговорах появились. Тьфу, пропасть!

— Послушайте, Роберт Моисеевич. Я не стану выяснять, откуда у вас эта информация. Я вообще не собираюсь это, с позволения сказать, сообщение как-то комментировать. Но, знаете, как юрист юристу — чисто гипотетически: даже если бы подобный документ существовал. Вы-то ведь понимаете, что чье бы то ни было признание — лишь одно из обстоятельств, учитываемых при расследовании. Те времена, когда признание считалось царицей доказательств, к счастью, давно миновали. И даже если гипотетически допустить значимость упомянутого вами «признания» — сейчас-то уже не стадия следствия. И это гипотетическое «признание» никоим образом не может быть основанием для пересмотра упомянутых в нем дел. Мало ли! У нас в районе, к примеру, есть дивный персонаж, который всевозможные «признания» пишет регулярно: как только таблеточки, ему прописанные, перестает пить, так непременно тянет его в чем-нибудь признаться. Вычитает в газете про какое-нибудь убийство — и строчит: это, господа, я совершил. Иногда признается в том, что случилось сорок-пятьдесят лет назад. Прикажете и его тоже учитывать? Так что мне действительно непонятно — зачем все это? Вряд ли вы рассчитывали, что я кинусь с вами откровенничать насчет того, что у следствия имеется, чего не имеется, и какие у следствия в связи с этим планы.

— Да ни боже мой! — он опять замахал розовыми ладошками. — Про вас разное говорят, но следователь вы, по общему мнению, въедливый и дотошный. И уж конечно, глупостей за вами не замечено.

— В таком случае… — Арина постаралась скрыть лезущую на лицо довольную улыбку (комплимент ее профессиональным качествам оказался неожиданно приятен) и вновь повела взглядом вокруг, сопроводив это движение максимально недоуменным выражением лица.

— Да-да-да, понимаю ваше недоумение. И сейчас вы будете еще больше удивляться, потому что я правда ни к чему вас не склоняю и ничего от вас не хочу. Единственное, чего я хочу — это кое-что вам сказать. И чтоб вы приняли это всерьез.

— Ну говорите уже, — поторопила она. — Меня работа ждет.

— Сказать я вам хочу следующее, — Роберт Моисеевич на мгновение умолк, затем проговорил раздельно, словно ставя после каждого слова вескую точку. — Моя. Клиентка. Невиновна. И это я вам говорю не как адвокат, которому по должности положено изображать убежденность в невиновности клиента, это я вам говорю как человек, который действительно считает, что Алиса Леонидовна не убивала своего мужа. Нет, я не знаю, кто его убил, не знаю даже, что случилось с Алисой Леонидовной: подстава или катастрофическое невезение. Но она не убийца. Я готов в этом поклясться здоровьем своих внуков. Алиса невиновна. Просто услышьте это.

— И? — Арина недоуменно вздернула бровь.

— И — все, — усмехнулся господин адвокат. — Ой, не глядите на меня такими изумленными глазами. Роберт Моисеевич не идиот. Ясно, что моя убежденность не заставит вас добиваться пересмотра давно закрытого дела. Но, может быть, может быть, она посеет в вашей душе крошечное зернышко сомнения. Ну а мне с моей клиенткой — и обратите внимание, она не перестала быть моей клиенткой оттого, что приговор вступил в силу, я очень, очень надеюсь, что в итоге все разъяснится — нам приходится хвататься за любую соломинку. Вдруг из этого крошечного зернышка что-нибудь и вырастет?