Олег Рой - Дважды два выстрела

— С вами? — насторожилась Арина.

— Ну не с психотерапевтом же! Нас, стариков-то, немного уже осталось… Но зачем он… не понимаю. Сколько убийств он на себя взял?

— Семь, — Арина выложила на стол копию предсмертной записки Шубина. Это было, конечно, процессуальное нарушение, но в конце-то концов — от кого тайна следствия?! Да и какой сейчас в ней смысл? Халыч столько десятилетий отработал, эксперты у него с руки едят, сами за консультациями обращаются, при желании он эту записку и в оригинале может увидеть — сразу, как только подобное желание у него возникнет.

Проглядев текст, Морозов покачал головой — недоуменно и вместе с тем недовольно.

— Глупость какая-то! Зачем он это написал? Да еще кучу такую… непонятную. Где имение, а где вода? Значит, Надежда Константиновна посоветовала ко мне обратиться? Уж не знаю, будет ли от меня толк. Помнить-то, конечно, помню. Хотя наверняка не настолько отчетливо, как она сама, — он усмехнулся, — так — в общем и целом.

— Яковенко говорила, убийство продюсера вы расследовали…

Морозов молчал долго, минуты полторы, потом вздохнул и как будто сгорбился:

— Верно. Не хотел вспоминать. Очень уж гадко внутри. Нам, конечно, такое не положено, мы ж на страже закона, а потерпевший есть потерпевший… но иногда думаешь: собаке собачья смерть. Как этому вот…

По большому счету, Арина была с ним согласна. Даже представить страшно: чтоб, к примеру, Майку… чтобы какой-то мерзкий подонок что-то сделал с Майкой… уж конечно, такой подонок заслуживал… может, Арина сама бы его… собственными руками…

— Убийца-то его даже до колонии не доехал, — задумчиво проговорила она, — на этапе забили до смерти…

— Знаю, — равнодушно кивнул Морозов. — Зеки — не ангелы, но насильников там очень не любят. Тем более педофилов. А сам насиловал или только помогал — это им все равно.

— Да это понятно, — она покачала головой. — Но, Александр Михайлович, почему такой вот… гад… так вольно жил — пока не убили? Куда наши с вами коллеги смотрели? Неужели никто из пострадавших от него не осмелился с заявлением прийти?

— Даже изнасилование, Арина, трудно доказывается, про растление и говорить нечего. Поэтому, должно быть, потерпевшие не бегут бегом с заявлениями. Да и стыдятся, чего уж там. И уж тем более мальчишки. Так и живут потом всю жизнь, стараясь забыть. Ну а продюсер этот еще и образованный был, про следы все знал, мыться своих гостей заставлял чуть не с хлоркой. Да и пацанов ему притаскивали, естественно, из… низших. Кто там жаловаться пойдет? И платил он, как я понимаю, неплохо, для бедного пацана это могло быть целое состояние. Хотя, как выяснилось, в запале мог и силу примнить…

Арина боялась не то что пошевелиться — дышать боялась. Чтоб не спугнуть нечаянную откровенность. Халыч, казалось, забыл о ее присутствии, словно сам с собой говорил — медленно, тихо, задумчиво:

— Не всегда же деньгами можно обойтись… Один из мальчиков… ну то есть мне про одного известно… может, и больше таких случаев было, только наружу не вылезло… То ли мальчишка сопротивлялся очень уж, то ли продюсер этот чрезмерно увлекся… короче, придушил он пацана… Единственный сын у матери, она очень быстро тревогу подняла, так что от тела избавиться не успели, повезло тогда, свидетели машину заметили…

— И? — Арина подалась вперед, едва не соскользнув со стула.

— И ничего, — горько усмехнулся Морозов. — У продюсера-то и деньги, и связи имелись. Ну и адвокатишка тоже… ловкий. Результаты экспертиз подчистили…

— Но… как это вообще возможно?

Морозов поглядел на нее с недоуменным интересом — как будто заоконная синица вдруг запела арию Мефистофеля из оперы «Фауст»?

— Ты ж все-таки не первый год в следствии, что это тебя так поразило? Думаешь, все такие, как наш великий Семен Семеныч? Эксперты тоже разные бывают, и некоторые очень даже не прочь превратить свое профессиональный статус в материальные блага. Кого-то купили, кого-то припугнули, внезапно оказалось, что пацан просто в гости к доброму дяде зашел, по собственному желанию, не только изнасилование, а даже и половой контакт, как это в отчетах пишут, не подтвердился. Тем более что тело, насколько я понимаю, продюсер сразу помыл. Тут еще откуда ни возьмись появилась психиатрическая экспертиза, дескать, мальчик был нестабильный, нервный.

— В смысле — сам повесился?

— Вот именно. Несчастный продюсер пытался своего гостя в чувство привести, но тщетно, в результате чего заполучил тяжелый стресс, требующий лечения в условиях швейцарской клиники. Вот и все.

— А… мать…

— Мать в психушку угодила. Пыталась на этого продюсера с ножом кинуться, признали опасной, поместили на принудительное лечение. С головой-то у нее после смерти сына и впрямь не очень стало. Да она и сама умерла лет уж… давно, в общем.

Какая подлость! Арине хотелось вскочить и со всего маху шандарахнуть кулаком в стену. Нет, она, конечно, не нежная наивная фиалка с филфака, и на следствии, правильно Морозов сказал, не первый год… но — какая мерзкая подлость! И, главное, зачем понадобилось заново всю эту пакость ворошить?

— Александр Михайлович, но зачем Шубину…

Он покачал головой:

— Не знаю. Хуже того — не понимаю. Не мог он…

Некоторое время они молчали.

— Глупость какая-то, — повторил Морозов. — Нет, правда. Вот смотрю я на эту писанину, и почерк вроде шубинский, я, конечно, не так чтоб очень его помню, но вроде его рука… а в голове туман. Каким боком тут Степаныч, что за сумасшествие… Зачем ему… И связей никаких не прослеживается. Ну то есть практически никаких. По убийству священника он осуществлял оперативное сопровождение, это он еще в другом районе работал, ребята рассказывали, дело громкое было.

— Ему осужденный из колонии написал, что умирает, просил обелить имя хоть после смерти.

— Вот оно как? Допустим, с этого дела он начал, а остальные? Да еще вот так вот: я, дескать, их всех убил. Не понимаю…

Александр Михайлович опять задумался. Надолго, минуты на две.

— Ладно, отставить эмоции, давай поглядим на факты. Пусть я Степаныча знал сто лет… допустим, чужая душа — потемки. Допустим, я знал его не с той стороны. Оставим психоложество — мог, не мог. Только дилетант выбирает подозреваемых, взвешивая мотивы. Профессионал сравнивает возможности.

Арина даже улыбнулась — так это напомнило когдатошние его лекции. И голос, и взгляд, и фраза эта — про дилетантов и профессионалов — были из тех давних времен, когда она только в мечтах видела себя следователем.

— И вот с возможностями как раз тут… не очень. Вот тут, — он обвел «пожар в бане». — Погоди-погоди… кто ж его вел-то? Эх, старею, видать…

— У Глушко оно было в производстве, — подсказала Арина.