Егор Малейко - Виноградная лоза. Сборник рассказов

Она достает ребенка из коляски и берет на руки. В нос бьет ужасный запах. Ей почему-то вспоминается тот китайский ресторанчик, где она сказала о своей беременности. Вика смеется: «У-у! Надо поменять тебе памперс!». Девушка отходит от коляски, держа Марту в руках. Она начинает качать ребенка из стороны в сторону – пустышка падает на землю, но она мама не замечает этого. Кружит в безумном танце, перепрыгивая с ноги на ногу, раскачивая дочку все сильнее. Затем ею овладевает бессилие, она роняет Марту на каменную плитку и впадает в истерику.

За этой сценой наблюдали около пяти человек. Все они сразу же ринулись к ребенку. Первым подбежал мужчина в деловом костюме, который очень некстати сегодня отобедал. Его вырвало на свои же брюки.

На траве лежит маленькое синее тельце, чья жизнь прервалась около суток назад. Её муж с рассечённым горлом отдыхает в гостиной их общего дома. Позже, когда Вику доставят к врачам, она все еще не будет понимать, что на самом деле натворила. «Это ведь всего лишь маленькая ошибка. Когда я смогу увидеть дочь?», – спросит девушка, а после не издаст ни звука.

И если призрак здесь когда-то жил,

то он покинул этот дом. Покинул.

Иосиф Бродский.

Тем вечером, когда она ушла, я остался сидеть в одиночестве на кухне. Пил кофе, курил.

Дверь захлопнулась – и наши сердца накрыл занавес. Неизвестно, что скрывается за шторкой, но ясно одно: она не вернется.

Я вмял сигарету в пепельницу, допил кофе и отправился в кабинет. На массивном столе из вишневого дерева лежали непроверенные работы. В голове играла музыка, с ней переплетались мысли. Мысли кричали, что я не знаю, как жить дальше, – причудливая выходила песня. Они были правы: я не знал. Два года жизни просыпаться с любимым человеком, а потом сжимать воздух на холодной простыне – мне было страшно от осознания. До чертиков. Страх перемен или страх одиночества? Или страх потери собственного оазиса? Поделом. Здесь лишь моя вина.

Я работал учителем языка и литературы в школе, там же работала и Яна. В своих мечтах я был писателем: тиражи, чтения, преданная аудитория, – но в реальности все работы отправлялись в стол. Отдавая всю душу этим листам, я не был готов отдать кому-то сами листы.

Призрак славы, призрак любви, одиночества – все они стояли за моим плечом. Мне было холодно. Их руки касались меня, проходили насквозь. Им нужна была часть меня – тот самый кусок от знаменитого торта жизни. Но они не знали о том, что ни торта, ни жизни во мне уже нет. Там лишь пустота – выжженное поле; без цветов, живности и прочих напоминаний о возможности вдохнуть свободно. Я не боялся призраков – они боялись меня. По крайней мере, мне так думалось.

Что бы я не пытался сделать с собой, всегда терялся. Ты можешь прочитать сотни книг, послушать сотни советов, но пока ты сам не найдешь свою тропинку, тебе никто не поможет. Никогда. Я доверялся своей особой терапии: влить в себе как можно больше, чтоб память, захлебываясь, искала черный выход. Закрывался в комнате, крича что есть мочи. Был пьяным, грустным, злым – любым, лишь бы не собой. И понял истину: от себя не сбежишь.

Я решил сбежать от города.

Идея была замечательная. Все, что связывало меня с моим прошлым, – поражениями – находилось меж домов мегаполиса. Я продал дом – и уехал в город Д.

Разумеется, друзья не оценили этот поступок, но им пришлось принять мой выбор. Кто хочет смотреть на то, как его друг медленно – быстро? – скатывается вниз по лестнице? Кто хочет видеть после всего на его лице ушибы? Раны на сердце?

“Мне станет лучше. – говорил я. – Дайте время.”

Время потоком неслось вперед. Слово сдержал, но не полностью.

Уже спустя несколько недель смена обстановки дала о себе знать. Мое лицо больше не было похоже на помятую рубашку; походка вновь обрела уверенность. Работать устроился в местную школу – преподавал литературу.

Старые знакомые часто навещали меня. Я с радостью всех встречал, хоть это и было дуновение жизни, с которой я вряд ли был готов снова встретиться.

– Ну что, тебя уже можно поздравлять с выздоровлением? – сказал Денис на нашей последней встрече.

– Надеюсь, это навсегда; не ремиссия, – ответил я.

– Ремиссия до следующего разбитого сердца, дружище. Кстати, у тебя уже есть кто-нибудь на примете?

– Нет, не хочу больше связываться с отношениями на работе. Ни за что. Мне хватило. А кроме работы я нигде не появляюсь.

– Дурак ты.

– Может быть, может быть…

– Спрашивай уже, я же знаю, что ты хочешь.

– Насквозь меня видишь.

– На то мы и друзья.

– Что с Яной?

– Как сам знаешь, после вашего расставания она взяла отпуск и куда-то слиняла. Хотела дать время остыть тебе или что; не знаю. Вернулась, когда ты уже перебрался в Д.. Ей трудно – это видно. У дамочки есть сердце: спрашивала, как ты там, номер новый просила. Я не дал, дружище, сам понимаешь.

Я все вспомнил и не сдержал слез. Это была полезная соль на мои раны.

Средств я много не имел, поэтому дом снял скромный: один этаж, две комнаты. Но мне даже этого было много – мое существование проходило в центральной комнате первого этажа. Там лежал матрас, пара стопок книг и низкий стол для подготовки к занятиям. Мне этого хватало, честно.

Я люблю кофе и апельсиновый сок, поэтому кухня содержала практически только их. Практически – это немного мяса на перекус.

В этом все мои минуты; все закаты и рассветы; все солнечные и залитые ливнем дни. Моя жизнь. Может показаться, что я так и не вышел из депрессии – это не так. Мои потребности попросту слишком малы. Не скажу, что всегда таковыми являлись, но сейчас – да.

И вот одним утром я открыл глаза, лежа на своем матрасе. Была пятница – последний рабочий день. Я поднялся и пошел на кухню приготовить себе завтрак. Сварил кофе, добавил сливок и присел за стол, чтобы насладиться напитком. Кофе был отменный. Помыл турку и отправился в ванную комнату, чтобы умыть себя. Уже почти готовый к выходу, я направился к стопкам книг, где стоял мой портфель, – и тут раздался звонок в дверь. Было решено сначала забрать портфель, а потом открыть дверь. Так и сделал.

Позже подойдя к двери и открыв её, я не обнаружил никого за ней. Там только стояла посылка. Я поднял коробку и зашел в дом. Весила она всего ничего; на ней была записка с адресом. Не моим адресом.

Мне стало интересно, как можно было настолько перепутать дом: жилище владельца находилось в паре кварталов от моего, – но времени думать не оставалось. Пора на работу. Я решил навестить хозяев после школы.

Сегодня в школе у меня было 4 урока, поэтому освободился я рано: где-то в час дня. Заскочил домой взять коробку, но споткнулся о баночку пива – и выпил ее. Затем решил, что ему сначала нужно выветриться, – и лишь потом мне можно выйти. Я почитал книгу, приготовил покушать и вышел в 17:30. В квартале, в который мне предстояло идти, мне приходилось бывать ранее. Люблю прогуляться вечером или утром, если речь о выходном дне. Дом я нашел, и он поверг меня в изумление. Почему я его не помню?