Таррин Фишер - Все его жены

– Мама, пожалуйста, выслушай меня. Сет пытается замести следы. Они по-прежнему вместе.

Она роняет лицо в ладони. С каких пор мне не верит собственная мать? С тех пор, как ты начала обманывать саму себя.

Когда она поднимает взгляд, в ее глазах стоят слезы. Теперь она напоминает мне кокер-спаниеля.

– У тебя нездоровая зацикленность на его бывших. Но, Четверг, он не с ними. Он с тобой. Сет страшно за тебя волнуется.

Она хочет взять меня за руку, но я отдергиваю ладонь. Я не потерплю такого обращения – нечего разговаривать со мной, как с ребенком. Ее рука падает обратно на колени.

– Как ты думаешь, почему он постоянно в Портленде? У него еще две жены, – выдаю я, поднимаюсь и начинаю ходить вокруг.

– Он там работает, – сдавленно произносит она. – Он любит тебя, все мы любим. Мы хотим, чтобы ты поправилась.

– Я в порядке, – сухо заявляю я, останавливаясь и смотря на нее. – Почему он не приехал? Где он?

Теперь она начинается уходить от ответа, отводит взгляд, переступает ногами. Она не знает, что сказать, потому что не знает, где Сет и почему он не приехал.

– В Портленде… – бросает она, но ее слова больше похожи на вопрос. – Ему по-прежнему нужно работать, Четверг. Жизнь продолжается.

– Нет. Не когда я в больнице. Его проблемами могут заняться другие жены.

Она обескураженно смотрит на меня и поднимается на ноги. Мы смотрим друг другу в глаза, и я вижу, что она расстроена.

– Мне пора, – говорит мама.

Пятнадцать минут. Она продержалась в психиатрической лечебнице пятнадцать минут. Я наблюдаю, как она направляется к двери, опустив плечи под грузом моих провалов. Но в этот раз она хотя бы приехала.

Я одна. И я понимаю, что так было всегда, всю мою жизнь. И все, что я придумывала, чтобы убедить себя в обратном, ложь. Столь необходимая мне удобная ложь. Родители занимались моей сестрой Торренс, которая постоянно влипала в неприятности в школе или с друзьями. Я была хорошим ребенком и прекрасно за собой присматривала, пока они были заняты. Четко знала правила и моральные границы, которые они для меня установили: никакого алкоголя, никакого секса до свадьбы, никаких наркотиков, никаких ночных побегов, только высшие оценки. Следовать правилам оказалось легко; бунтарство в нашей семье досталось не мне. Моя сестра старалась за двоих. У отца поседели виски, мама начала колоть ботокс, а я изо всех сил пыталась не доставлять им лишних переживаний. Но потом Торренс выправилась и вышла замуж за приличного человека. Они испытали такое облегчение, что окружили ее уже совсем другим вниманием. Последние три года она ведет себя хорошо. И они оба уже забыли, что десять лет до этого она спускала их деньги на наркоту и практиковала сексуальные игры со всеми наркодилерами города. Возможно, все это и довело меня до психушки. Возможно, недостаток родительского внимания подтолкнул меня к Сету и отчаянная потребность быть понятой спровоцировала отношения, которые любой нормальный человек посчитал бы странными.

Ковыряюсь в своем желе. Они здесь любят кормить нас желе – дрожащим и разноцветным, как наше сознание. Сегодня оранжевое, вчера было зеленое. Словно нам пытаются напомнить, какие мы слабые и нестабильные. Я ем желе.

Нужно выбираться отсюда. Разыскать Ханну и убедиться, что она в порядке. Я спала, но теперь проснулась. Сегодня я виделась с доктором Штейнбриджем. И поняла, что меня удерживает здесь он – не электронные двери с закрытым доступом и не дородные медсестры, которые обращаются с нами, как с расшалившимися детьми. Успокойся, малышка Четверг, или отправишься сидеть в комнату.

Доктор Штейнбридж обладает властью, он может сказать, что я здорова. Он – божество этого царства стерильной плитки и флуоресцентного света. Один росчерк его ручки (фирмы BIC) – и я свободна, как птица.

Ханна… Ханна. Я думаю только о ней. В собственной голове я уже стала ее спасительницей. Если с ней что-нибудь случится, это моя ответственность. Если ее нужно спасать, я должна отсюда выбраться. Я вышла за этого мужчину, дала разрешение на третью жену. Еще только увидев первый синяк, я должна была поговорить с ней, заставить рассказать мне, что он сделал. На какое-то мгновение я даже начинаю сомневаться в ее реальности. Здесь вообще начинаешь сомневаться в собственном разуме.

Ешь желе!

Я понимаю: моя задача – убедить доброго доктора, что я пришла в себя, что мой разум очистился от бредового тумана. Что я в порядке и у моего мужа всего одна жена! Ханны и Реджины не существует, мы с мужем придумали их для сексуальных игр. Ведь именно это они хотят услышать, верно? Нужно просто сказать, что я обманула их насчет любви Сета к нескольким вагинам и я здоровая женщина!

Перемена не может произойти слишком быстро, иначе Штейнбридж заподозрит, что я его обманываю. На наших сеансах я делаю вид, что сбита с толку. У Сета только одна жена? И это я? Постепенно я прихожу в себя, становлюсь менее запутанной, менее настойчивой.

– Что со мной не так? – спрашиваю я у доктора. – Почему я не различаю реальность и вымысел?

Мне поставили диагноз! Травма из-за потери ребенка, неспособность справиться с этой потерей самостоятельно и переход стресса на наши отношения с Сетом. Я винила других женщин вместо того, чтобы сосредоточиться на лечении. Когда добрый доктор спросил, что, по-моему мнению, инициировало манию, которая привела к моему психическому сбою, я подумала о Дебби: болтливой, любопытной Дебби с копной волос, которая посоветовала следить за женщинами, которые кажутся мне опасными. Я не виню Дебби ни за какие собственные действия. В конце концов, она же заставила меня очнуться. Не я одна страдала от мучительной неуверенности, это может случиться в любом возрасте. Вот у Лорен вроде была идеальная жизнь. Мне всегда казалось, что она приклеивает к шкафчику открытки, чтобы похвастаться, лишний раз продемонстрировать собственное превосходство. Но теперь я вижу правду: из-за мужчин женщины навсегда оказываются в ловушке неуверенности, постоянном стремлении доказать себе и другим, что у них все в порядке. Конечно, иногда женщины теряют голову из-за мужчин. Но говорит ли это о нашей нестабильности или это мужчины делают нас такими своими беспечными поступками? Я не рассказываю доктору Штейнбриджу про Дебби или про Лорен – он решит, я перекладываю ответственность. Но вовсе нет – я просто учитываю все факторы: чтобы свести человека с ума, нужна целая деревня.

По словам доктора Штейнбриджа, мои затруднения с разбором этих тем – часть процесса моего распутывания. Мне нравится, как звучит: моего распутывания .

Только распутываюсь я вовсе не так, как они думают. Я распутываюсь от одержимости собственным мужем. Играю роль хрупкой, болезненно неуверенной в себе женщины. Меня сожрал стресс, защитных механизмов не осталось. Недостаток внимания родителей превратил меня в тугой наивный маленький кокон.