Юсси Адлер-Ольсен - Селфи

Взгляд ее был прикован к бледно-желтой поверхности, тело не двигалось. В такие моменты вокруг нее словно образовывался некий вакуум, полностью вытягивавший из нее сознание. Она находилась в промежуточном состоянии между сном и явью. Дыхание становилось незаметным, органы чувств отключались. Роза превращалась в живого мертвеца.

Однако стоило только какому-нибудь самому незначительному звуку донестись из коридора, эффект домино мигом поражал ее мысли, напрочь лишая сил. Хлопанье двери, нытье другого пациента, крик – большего ей и не требовалось, она тут же начинала хватать воздух ртом и реветь.

Ей прописали препарат, который способствовал выходу из зацикленного состояния. А также лекарство, вызывающее замедление реакций, и еще одно, погружавшее ее в глубокий сон, лишенный сновидений. И все же при малейшей провокации у нее неизменно возникала острая реакция на внешние раздражители.

Прежде чем попасть в больницу, Роза неделями страдала от ночной бессонницы. Часы недосыпа скопились в каком-то ужасающем количестве, и она старалась компенсировать недостаток сна тем, что изнуряла себя всяческой активностью.

Роза прекрасно понимала, почему так получилось. Стоило ей на мгновение утратить бдительность, ее тут же неминуемо поглощал водоворот образов, рисующих ее внутреннему взору мгновение смерти отца – его искаженный ревущий рот и часто моргающие глаза, выражающие недоумение. В такие моменты она принималась орать, задрав голову к потолку, прося оставить ее в покое, и намеренно расцарапывала себе кожу, чтобы боль хотя бы на краткий миг заглушила яркость образов, вечно присутствующих в ее мыслях.

– Тебе тут не место, – начинала бормотать Роза через некоторое время. А когда спустя много часов голос переставал подчиняться ей, она начинала повторять эту фразу в уме и раз за разом писать ее на первой попавшейся поверхности.

Толком не спав и не ев в течение четырех суток, она сама попросилась в больницу.

Чаще всего Роза понимала, где находится, зато с представлениями о времени у нее имелись большие затруднения. Ей сказали, что она находится в больнице почти девять дней. Но с таким же успехом это могли бы быть и пять недель. А врачи, хорошо знакомые ей по предыдущему курсу лечения, по-прежнему уверяли ее, что восприятие времени совершенно не имеет значения. До тех пор пока она ощущает улучшение самочувствия, каким бы ничтожным ни казался прогресс, беспокоиться не о чем.

Но Роза знала, что они лгут. Что на этот раз они будут игнорировать целостность ее личности, но зато форсируют и интенсифицируют процесс лечения, в результате чего обретут над ней тотальный контроль.

Роза наблюдала на лицах персонала выражение отчуждения в те моменты, когда она не могла подавить рыдания. Медсестрам было особенно сложно сохранить нейтральный вид. Они не выражали ни жалости, ни сочувствия, как в предыдущий раз, – скорее раздражение, свойственное профессионалам, когда ситуация развивалась вопреки плану.

Во время бесед врачи то и дело высказывались за полную добровольность, подчеркивая, что Роза может рассказывать только то, что пожелает, о своем одиночестве и издевательствах, о том, что она чувствует в связи с предательством матери, о потраченном впустую детстве.

В самый сокровенный тайник темного подземелья ее личности они, естественно, так и не будут допущены. Ибо весь этот мрак принадлежит исключительно ей, и больше никому. А ведь именно там запрятана истина о смерти отца. Но нечего им будить стыд и отчаяние, вызванные сознанием своего участия в развернувшейся тогда трагедии.

Нет-нет, Роза держала дистанцию, а это она умела. Но если им удастся подобрать лечение, которое прогонит терзающую ее ненависть к самой себе, чувство вины и печаль, она будет только рада.

Роза плакала, пока ее вели в общую комнату отдыха. Она рассчитывала, что ее отведут обратно в палату, чтобы она не смущала других пациентов, но в конце концов очутилась в кабинете главврача.

Помимо самого главного врача там находился его заместитель, до которого ей вообще не было никакого дела, медсестра отделения и один из молодых врачей, ответственный за лечение. Все они выглядели очень серьезными, и Роза сразу поняла, что настал тот день, когда они вновь предложат ей лечение электрошоком.

Реальность заключалась в том, что никому в мире Роза не могла позволить копаться в собственной голове. Все, что она пережила в жизни, невозможно взять и отбросить. То, что осталось от жизнелюбия и творческого начала, нельзя уничтожить. И если они не могут подобрать лекарство, которое поспособствует ее успокоению, то она не хочет здесь больше находиться. Она преступила закон и совершила поступок, которым ни при каких обстоятельствах нельзя бравировать. Никто не сможет устранить свершившийся факт.

Просто ей надо научиться жить с этим. Вот и всё.

Главный врач обратил на нее полный спокойствия взгляд, точь-в-точь такой, какому его обучили.

Манипуляция имеет множество обличий, но, даже прикладывая максимум усилий, нереально обвести вокруг пальца следователя, который ежедневно имеет дело с неиссякаемым потоком лжи и зла.

– Роза, – произнес он бархатным голосом, – я попросил вас прийти сюда, так как у нас появились кое-какие сведения, которые во многом повлияют на наше отношение к вашей ситуации, а также на способы ее исправления.

Он протянул ей пачку салфеток, но Роза их не взяла. Она нахмурилась, вытерла слезы рукой, отвернулась и вперилась взглядом в стену, стараясь привести в норму свой пульс. Этого она никак не ожидала. Он упомянул какие-то сведения? Но она не собирается говорить ни о чем, кроме того, что сама рассказала им, и точка.

Роза привстала, решив, что пора возвращаться в палату и дальше упорно буравить стену взглядом. А как-нибудь потом она поразмыслит над тем, что делать дальше.

– Роза, сядьте-ка на место и послушайте. Я понимаю, что это может вселить в вас ужас, но люди, находящиеся вокруг, желают вам лишь добра. Ну, вы ведь сами понимаете это? Дело в том, что ваши сестры предоставили сведения о кое-каких сделанных вами записях, которые затем были проанализированы вашими коллегами из Управления полиции. На основе этих «мантр», которые постоянно менялись, были воссозданы схематичные очертания вашей биографии, начиная с десятилетнего возраста.

Роза села и застыла, как ледяное изваяние. Взгляд ее был расфокусирован. Слезные каналы высохли. Челюсти стиснулись до боли.

Она медленно повернулась к главному врачу и, каким бы дружелюбным и благосклонным он ни казался, запросто смогла его раскусить. Только что он крупно подставил ее, дерьмо собачье. Предпочел заранее не сообщать ей о развитии событий и решил не рассказывать о получении сведений, на озвучивание которых должен был спросить ее разрешения. Ее мучили в течение многих дней, и вот теперь этот ублюдок подвел ее к пыточной камере…