Мэттью Фаррелл - Я все знаю

Сьюзен плюхнулась на кухонный стул:

– Звучит лучше всего, что я сегодня слышала.

Разумеется, она никогда не думала, что окажется матерью-одиночкой, да еще и с близнецами, но так уж сложилась жизнь. Она часто воображала, что у них с Эриком будет четверо детей с разницей всего в два-три года, как они будут бегать по всему дому, смеяться, бороться и учиться горой стоять друг за друга. Будучи единственным ребенком, она была всего этого лишена. Она мечтала о том, как они будут собираться для игр по вечерам, а на Хэллоуин всей семьей нарядятся в монстров и пойдут по домам собирать сладости, как перед Рождеством весь дом будет переворачиваться с ног на голову, а затем все обязательно сложится как нельзя лучше. Когда родились близнецы, Сьюзен подумала: вот же удача, осталось всего двое! Но через какое-то время она выяснила, что Эрик изменяет ей со своей коллегой – совсем девочкой, только что выпустившейся из колледжа и искавшей способ побыстрее добиться повышения. Они разъехались. Вскоре Эрик подал на развод; ей он сказал, что разлюбил ее и больше не видит их общего будущего. Что она должна была ему на это ответить? Как могла убедить не делать этого? Неужели надо было умолять его остаться? К черту. Она собрала все бумаги, выиграла право оставить детей у себя и сообщила Эрику, что он может подтереться своими алиментами. Теперь она, измученная работой тридцативосьмилетняя женщина, не любимая ни одним существом младше семидесяти двух и старше пяти лет, сидела на собственной кухне и размышляла, какой непредсказуемой порой бывает жизнь – во всяком случае, ее собственная.

Из оставшейся у двери сумки послышался звонок мобильного телефона. Сьюзен соскочила со стула и поспешила в прихожую.

– Адлер слушает.

– Сьюзен, это Эмили Нестор, окружной судмедэксперт.

Сьюзен присела на лестничную площадку:

– Привет, Эмили. Что такое?

– Мы закончили вскрытие Аманды Брок. Я хотела сказать, что обнаружила некоторые… противоречия.

– Какие противоречия?

– Я все расскажу, когда ты вернешься в офис. Если в общих чертах, я нашла пару вещей, которые говорят о том, что это была не совсем авария.

– Например?

– Ну, во-первых, ее кровь свернулась и начала остывать еще до того, как машина столкнулась с землей.

Сьюзен поднялась и двинулась по направлению к гостиной:

– То есть она была мертва еще до того, как съехала с дороги?

– Похоже на то, – ответила Нестор. – В основании черепа покойной также имеется след от удара каким-то тупым предметом. Это могло случиться во время аварии – все-таки тело достаточно потрясло внутри машины, – но расположение этой раны не совсем соответствует остальным травмам, которые получила Аманда. Мне кажется, кто-то целенаправленно ударил ее – и добился желаемого. Время смерти наступило за час-полтора до падения машины, но Аманда чиста, ни наркотиков, ни алкоголя, за исключением пары бокалов шампанского, ни какой-либо вероятности сердечного приступа. Я не могу назвать причину аварии – если, конечно, это не было самоубийством.

– Мы рассматривали эту версию, но как в таком случае объяснить травму в основании черепа и свернувшуюся кровь?

– Никак.

– Итак, мертвую Аманду посадили в машину и столкнули с дороги, чтобы это выглядело как авария?

– Не могу сказать точно, но вроде похоже на то.

– Поговорим завтра.

– До встречи.

Сьюзен положила трубку и замерла посреди гостиной. У нее в голове крутилась тысяча мыслей.

Когда машина пробила ограждение, Аманда была уже мертва.

Человеческая жизнь действительно непредсказуема.

Рэндалл сидел в опустевшем офисе, уставившись в монитор. Он просматривал очередное видео. Пациент номер два, Джейсон Харрис, сидел на краю стула и нервно пощипывал свои джинсы.

– Как твои дела? – послышался голос Питера. – Хочешь что-нибудь обсудить?

– Да нет, нет. Все было как обычно. Стало холоднее, так что мы вовсю работаем. Когда холодает, все вспоминают, что надо бы купить новые шины. В магазине сейчас куча народу, но я не против. Мне нравится работать. Так дни быстрее проходят.

– А как дела дома?

– Да все то же.

– Как поживает твоя мать?

– Ничего не изменилось. Понять не могу, как можно позволять кому-то так на тебе виснуть, убирать за человеком все его дерьмо, выслушивать его нытье и при этом считать, что живешь как все нормальные люди. Впрочем, это ее дело, а не мое. Как по мне, она сама себя загнала в это рабство и не может сделать шаг в сторону. Вечно мирится со всем этим. Она будет это терпеть, пока один из них не умрет. Она понятия не имеет, существует ли какая-то другая жизнь.

– Ты говоришь о своем отце?

– О ком еще?

– Как он?

– Все еще такой же засранец, если вы это имеете в виду.

– Поясни.

– Ну, короче, моя мать кашляет уже что-то типа трех недель: весь день, всю ночь. Мне кажется, это бронхит, пневмония или что-то в этом роде, но к доктору она не идет – говорит, что это слишком дорого. Я предлагал деньги, но она отказалась. Она покупает всякие аптечные леденцы и пилюльки, но они ни хрена не работают. Я говорил с отцом, но он от меня только отмахнулся. Недавно она так сильно кашляла ночью, что он выпихнул ее из кровати и заставил лечь на диван в гостиной, ему же надо было выспаться перед работой. Вот такой вот он ублюдок.

– Что ты почувствовал, когда об этом узнал?

– А вы как думаете? Он просто ужасный человек, ужасный эгоист. Всего-то и делов, что отвести ее к доктору и купить лекарство, которое ей выпишут, – и больше не придется слушать этот кашель. Ей не пришлось бы так мучиться. Но он говорит, что это слишком дорого. Имей он работу, на которой платили бы нормальные деньги, может быть, все было бы по-другому.

– Ты говорил с отцом насчет того, чтобы помочь им деньгами?

– На это он приказывает мне заткнуться и не совать нос в чужое дело. Я так и поступаю. Но вот я в очередной раз захожу домой и вижу, что она отскребает пол в кухне, потому что он прошел по нему прямо в ботинках. Ему всего-то надо было снять чертовы ботинки при входе в дом! Но нет, это было бы уже слишком. Он идет куда хочет и оставляет после себя кучу дерьма, а ей приходится на четвереньках отчищать эти пятна. И это при том, что она по-прежнему кашляет и отхаркивается. И знаете, где он в итоге оказался? На диване, с пивом в руках, перед теликом.

– Что ты почувствовал, когда это увидел? Поточнее, пожалуйста.

– Злость.

– Насколько сильную?

Камера повернулась к Джейсону. Он крепко сжимал трясущиеся кулаки; его грудь ходила ходуном.

– Я захотел ему вломить.

– Что именно ты захотел сделать?

– Ударить его так сильно, как только я могу, дать прямо в нос. Я хотел бы услышать, как у него там ломаются все хрящи, а потом повалить его на этот вонючий пол. Было бы здорово ткнуть его прямо в эти пятна. О, это было бы просто замечательно!