Джеймс Сигел - Сошедший с рельсов

– Ваша дочь? – спросила Лусинда.

Чарлз, чувствуя, что покраснел, ответил:

– Да.

– Сколько ей лет?

– Очень много лет. – Тон умудренного опытом человека, который не верит, что кому-то дано понять его отцовские муки. Эдакое добродушное «Я ее люблю и все такое, но временами не отказал бы себе в удовольствии свернуть ей шею»

– Расскажите мне о ней.

Значит, у нее тоже есть дети. Конечно, а как же иначе?

– Дочери? – спросил Чарлз.

– Одна.

– Отлично. Я показал вам свою. Теперь ваша очередь.

Она рассмеялась. Один-ноль в пользу Чарлза-ловеласа. Она потянулась за сумкой – из тех, что отличаются множеством всяческих вместилищ. Такие сумки можно брать в походы, если бы их не делали из самой дорогой кожи. Лусинда нашла бумажник, открыла и продемонстрировала фотографию.

На снимке была изображена очень симпатичная девчушка лет пяти на качелях, наверное, за городом. Белокурые волосы разлетелись в разные стороны. Веснушчатое лицо, круглые коленки и очаровательная улыбка.

– Она восхитительна, – похвалил Чарлз и не покривил душой.

– Спасибо. А то я иногда совершенно об этом забываю. – Лусинда явно подстраивалась под его родительский тон. – Ваша, насколько можно судить, тоже очень мила.

– Ангел, – ответил Чарлз и тут же пожалел, что это слово сорвалось у него с языка.

Подошел кондуктор и попросил предъявить билеты. Чарлз чуть было не полюбопытствовал, не вспомнил ли он теперь эту женщину. Ведь кондуктор так и пялился на ее ноги.

– Вот, – сказала она, когда кондуктор наконец исчез. – Это вам. – И подала Чарлзу долларовую бумажку.

– А как же проценты?

– На сей раз прощаю.

Его заинтриговало, что означало «на сей раз».

– Я не помню, чтобы на вас были очки, – сказал он.

– Надо приобрести новые контактные линзы.

– Кстати, очки вам очень идут.

– Вы так считаете?

– Да.

– Я не слишком серьезная?

– Мне нравятся серьезные.

– Почему?

– Что «почему»? Почему мне нравятся серьезные?

– Да, Чарлз, почему вам нравятся серьезные?

– Если серьезно… не знаю.

Лусинда улыбнулась:

– А вы забавный.

– Стараюсь.

Они проезжали Роквилл-центр, и из окна вагона стал хорошо виден кинотеатр, куда он часто водил Диану. На мгновение в голове возникла сюрреалистическая мешанина, и Чарлз представил, что крепко зацепился в своей новой Вселенной – устроился с удобствами в Чарлзвилле. Они недавно поженились с Лусиндой и вот едут вместе на работу и треплются о недавнем медовом месяце. Где же они его провели? Ах да, на Кауаи [6]. Две недели в шикарном номере в тамошнем «Хилтоне». Уже подумывают заводить детей – в конце концов, они же не молодеют. Девочку и мальчика, решили они. Хотя пол не имеет особого значения – были бы здоровы…

– Трудный предстоит денек? – спросила Лусинда.

– Трудный? Конечно.

Придется отбрехиваться от рассерженных заказчиков, которые явятся по его душу, и отмахиваться от начальников, которые так и норовят его предать. На какую-то долю секунды Чарлзу захотелось поделиться с ней неприятностями и, найдя теплое местечко у нее на плече, выплакаться.

– У меня тоже.

– Что?

– Будет нелегкий день.

– Наверное, в эти дни много неприятных звонков.

– Если считать неприятным звонком, когда тебя грозят убить, то – да.

– А вы тоже забавная, – улыбнулся Чарлз.

– Полагаете?

– Во времена, получше нынешних, вы, наверное, нравились клиентам.

– Шутите? Они же всегда считают, что вы зарабатываете им недостаточно денег. У каждого находится кузен, свояк или бабушка, чей капитал вырос в шестьдесят четыре раза против его.

– Понятно. Это что-то вроде метания стрел.

– Именно. Только теперь все мечут стрелы в меня.

Чарлзу показалось, что он различил в ее речи легкий акцент.

– Вы родились в Нью-Йорке?

– Нет, в Техасе. Я из семьи военного. Росла везде и нигде.

– Должно быть, пришлось несладко. – Чарлз решил, что подобное заключение как нельзя точнее соответствует его банальной внешности.

– Раз в полгода лучшие подруги меняют имена. Но с другой стороны, и ты можешь постоянно обновляться. Если прокололась на чем-то в Амарилло, то в Сарасоте ни к чему об этом знать. Все чисто.

– Ясно, – хмыкнул Чарлз.

Пассажир напротив притворялся, будто читает газету, но на самом деле занимался тем же самым, чем недавно кондуктор: использовал любую возможность поглазеть на ляжки Лусинды. И Чарлза охватила законная гордость собственника, хотя его права на Лусинду действовали всего лишь в течение двадцати минут поездки до Пен-стейшн.

– И часто это случается? – спросил Чарлз.

– Что? – не поняла она.

– Такие неприятности с вами.

– Раз или два. Бунтовала против авторитетов.

– Это ваше определение?

– Нет – их. Я называла это просто надраться.

– Авторитеты – ваши родители?

– Да. И военный психиатр, к которому меня заставляли ходить.

– И как это было?

– Вам когда-нибудь приходилось общаться с военным психиатром?

– Полная некомпетентность? Преступная небрежность в лечении больных? Нет.

Лусинда рассмеялась:

– Я же говорила, вы забавный.

«Ну конечно, обхохочешься».

– Позвоните и расскажите об этом моим заказчикам.

– Непременно. Как дела на работе?

– Прекрасно.

– Вы говорили, что занимаетесь… Рекламой?

– Рекламой.

– И как дела у нас нынче с рекламой?

– Бывают хорошие деньки, бывают плохие.

– И?

– "И"?

– Как насчет сегодня?

– Меня убьют – просто разотрут в мелкий порошок.

– Давайте, продолжайте. Вы пожалуетесь на свои неприятности, я на свои. Честная сделка.

И черт побери, он все ей рассказал!

Сначала решил признаться, что у него небольшие проблемы с заказчиком, но, начав, не сумел остановиться. Слушал себя и изумлялся, до чего же разоткровенничался насчет недавнего Sturm und Drang [7]в их конторе. Негодующая Эллен Вайшлер. Гнусный предатель Элиот. Несправедливость всего, что случилось.

Чарлз думал, она в какой-то момент его остановит. Скажет: «Ну хватит» или «Неужели так нужно об этом рассказывать?» – или вообще высмеет.

Но ничего подобного. Лусинда внимательно его выслушала. А когда он закончил, сказала:

– А считается, брокерам хуже всех.

– Не знаю, почему я вам все это рассказал. Простите, – смутился Чарлз. Хотя извиняться было в принципе не за что. Ощущал ли он неловкость? Естественно. Но в то же время ощущал некое облегчение. Словно избавился от вчерашней тухлятины и снова обрел способность принимать пищу.

А Лусинда не только выслушала. Она коснулась рукой его правого плеча. Ободряюще пожала, успокаивающе потрепала, по-сестрински стиснула.

– Бедняга.

И Чарлз невольно подумал, что на некоторые клише люди с презрением смотрят исключительно из зависти. Например, «ее прикосновение пронзало, словно током». О подобном выражении скажут: «Абсолютная белиберда». Но только те, кто не может в данный момент это испытывать. Хотя таких людей подавляющее большинство. Но ее прикосновение на самом деле электризовало – тело Чарлза гудело, как высоковольтная линия, протянутая над сухой равниной Канзаса.