Анна Пляка - Взаперти [litres]

– Первый!

Ее голос, такой веселый. Не Электра, не Элли, а нечто среднее. Смотрю на таймер, отмеряющий полминуты. Вопрос не в том, доверяю ли я ей. Вопрос в том, кем я буду, если выиграю ценой ее жизни. Даже зная, что потом я смогу взломать тест, войти к ней, ввести противоядие…

Нажимаю на кнопку. Даже если сестра не сделает этого, не важно. Я не хочу снова превращаться в монстра. Я останусь собой, пусть это будет стоить мне жизни.

Два: два. Я удивлен, пожалуй, даже сильней, чем рад, сразу снова нажимаю на кнопку, смотрю на таймер.

Я ведь к ней несправедлив. Она правда стала другой. В конце концов, даже когда она превратилась в ту самую Электру, которую я так хотел увидеть, она меня не убила. Да, хотела, я изранен, но жив. Значит, сейчас тем более не убьет.

Пять: один. Смотрю на экран растерянно, там тикают следующие полминуты. Как это может быть? Зачем? Она играет со мной? Что я должен сделать в ответ, снова нажать на кнопку и стать жертвенным агнцем или ответить ударом на удар? Чего она ждет? Единственный шанс сравнять счет сейчас – если я не стану дарить ей очки, а она сделает это!..

Улыбаюсь, кладу ладонь на кнопку. Жаль, что она не видит меня. Остатки рациональности внутри кричат, что это глупо, пытаются напомнить – я обещал выйти отсюда, я обещал жить, я хотел…

Но это снова разница между «жить» и «выжить». Если я считаю, что моя сестра сейчас скорее человек, чем чудовище, я должен довериться ей. Поверить в нее, а не в цифры на экране. И… нажать.

Успеваю на последних секундах. Экран гаснет, не показывая счет, зато расходятся жалюзи. Сестра улыбается мне смущенной улыбкой Элли, в раздаточном лотке гремит… В обоих.

Мгновение непонимания сменяется озарением. Она подделала результаты второго раунда! Жалюзи понадобились, чтобы скрыть подлог и реакцию обоих участников. А если бы кто-то поверил обману? Тем более если бы один поверил, а другой нет?

Но все прошли тест. Теперь прошел и я. Испытание, скорее, на человечность, чем на доверие… Мы вместе прошли. То, что сестра знала о подмене, ничего не меняет. Она три раза нажимала на кнопку, три раза дарила мне жизнь, не уверенная, что я сделаю то же самое.

Нас уже некому наказывать, и я дышу на стекло, пишу на нем: «Прости за Электру». Она смеется. Пишет то же самое, потом прибавляет: «Спасибо». Берет шприц с противоядием, я повторяю за ней. Самое время, слабость уже давит на плечи.

Выходить из бокса в свою прихожую странно. Еще удивительней смотреть на сестру рядом. Она порывисто шагает ко мне, обвивает руками шею. Шепчет на ухо:

– Не пугайся, пожалуйста, только не пугайся. Я люблю тебя. Всегда любила и, видишь, научилась не путать любовь с ненавистью. Прости…

Начинает отчаянно плакать, уткнувшись мне в шею. Помедлив, неловко обнимаю. Понимаю, что мое лицо тоже искажается уже не изумлением, а застарелой болью. Чувствую, как по щекам катятся слезы, впервые это похоже на груз, падающий с плеч.

Не знаю, как долго мы рыдаем, оплакивая все, случившееся с нами, простив друг друга. Странно, но у меня первого кончаются слезы. Баюкаю сестру, впервые оказавшись сильней, она благодарно прижимается к моей груди. Не могу поверить в это.

– Я чудовище, – тихо шепчет Электра. – Я все равно всегда буду чудовищем. – Отстраняется, вытирая глаза и пытаясь улыбнуться. – Зато теперь я это знаю. И я могу быть безопасным чудовищем.

– Я буду рядом, – обещаю. Добавляю тут же: – Если ты захочешь.

Она кивает, поднимается первой, отряхивает брюки. Жалуется:

– У тебя тут ужасно пыльно! Кстати, вы в гости к Рике хотели поехать, а мне можно?

– Давай спросим ее, – предлагаю.

Мы выходим из дома, взявшись за руки, и впервые мне кажется, что наше прошлое, если не осталось позади, то, по крайней мере, разжало тиски, не дававшие дышать. Мы можем жить дальше. И мы будем жить.

Бок все-таки болит под повязкой. И как я собираюсь проникнуть в дом, понятия не имею, но отправляюсь сразу к знакомой многоэтажке. В конце концов, что мне нужно, значок разве что, ну так он есть. Одежду Анна вчера принесла, спасибо ей большое, не в больничной пижаме еду.

Вот и знакомый съезд, дорога превращается в щебень, тот сменяется колеей в жухлой траве. Торможу, не доезжая до площадки перед воротами гаража. Возле серой многоэтажки толпятся люди. На бездомных они похожи разве что издали – осанка у всех прямая, обступают порог так плотно, что не разглядеть, открыты ли двери. Выхожу из машины, нащупываю портсигар в кармане. Со спины определишь не много, но рост, сложение, волосы… Вот кудряшки полицейской, вот кругленькая программистка, вот длинная фигура прокурора – костыли у него, что ли? Ничего себе. Пересчитываю для верности: точно. Десять человек, все наши потеряшки.

Был бы со мной Шон – рванулся бы расспрашивать, щелкать камерой на телефоне, сияя так, словно Джемма уже подписала приказ о премии, если не о повышении. Я только вздыхаю. Что им скажешь? Простите, ребята, полиция так хорошо работает, что вы сами быстрей освободились? Удачно, прости господи, мальчишек подстрелили. Выйдут из больницы чистенькими героями.

Слышу яростный возглас:

– А мне плевать на твою пустую полосу! У тебя бездари в штате, а я отдувайся?!

Мисс Уотс, похоже. Смеется кто-то, садится на ступеньки прокурор. Вертится у них под ногами пятнистое нечто, котенок, что ли.

– Тут совсем связь не ловит, – жалуется кто-то из девушек. – Не выходит с такси, придется всем к Графу набиваться в машину.

– В два ряда сядем. – Это темноволосый парень, одна рука в повязке.

Что с ними было? Подхожу неспешно, когда они поднимаются, гомонят, смеются, обнимаясь всей толпой разом.

Первым меня замечает зеленоволосый парень, похоже, Эбенизер, последний пропавший. Спрашивает вполголоса что-то у моей коллеги, та оглядывается. Миг, и все они внимательно смотрят на меня. Выступает из-за чужих плеч паренек – волосы обрезаны, истощал до прозрачности, но не узнать его невозможно. Такая же светловолосая девушка рядом обвивает брата руками, будто я злой дядя, который сейчас отнимет у ребенка конфету.

– Вы бы на благотворительную кухню заглянули, – советую. – Там о вас беспокоятся… Аж в полицию обратились.

Из горла мальчишки вырывается судорожный то ли смешок, то ли всхлип, глаза отражают небо над головами, когда он протягивает мне руки, как в кино.

Щелк. Последний кусочек головоломки становится на место. Хмыкаю, качая головой. У меня даже наручников нет, да и вообще – я в отпуске.

Они отмирают наконец, кто-то – кажется, Джерри – хлопает по все еще протянутым рукам мальчишки, чье имя я как будто бы не знаю.

– Ну ты придурок! – кричат вразноголосицу.

Мисс Уотс выходит вперед.

– Так круто, что вы приехали! – улыбается во все зубы. – А то мы никак не можем договориться с такси. Подбросите?