Клэр Макфолл - Последний свидетель

– Не знаю. – Дуги плюнул на палец и потер поверхность, сняв верхний слой грязи. – В любом случае это металл. И старый. Довольно круто. Держи. – Он бросил предмет мне. – Посмотри сама.

Я схватила его кончиками пальцев, чуть не сломав хрупкий проржавевший диск. Повертела в руках, пытаясь рассмотреть резьбу.

– Его бы почистить, – пробормотала я. – Так ничего не разобрать.

– Отмоем в море, – согласился Дуги.

Я изумленно посмотрела на него.

– Ты собираешься оставить его себе?

– Конечно, почему бы и нет? – Он улыбнулся, озадаченный моим тоном.

– Но это… – Я не стала говорить о краже, не зная, можно ли назвать так наш поступок. – Но это чья-то могила.

Разграбление могил совершенно точно незаконно.

– Уже не могила, – не согласился Дуги. – Возможно, кто-то оставил это как подношение или что-то вроде. Дольмены немного похожи на каменные круги; люди забыли их первоначальное назначение, просто помнили, что они важны.

Я поджала губы. Такая версия не делала ситуацию лучше. Но я не попыталась остановить Дуги, когда он забрал предмет из моей руки, в последний раз провел по нему пальцами, а затем сунул в карман.

– Пошли обратно? – предложил Дуги. – Должно быть, уже время обеда. Я умираю с голода.

С помощью Мартина он вернул на место камни, которые потревожил, а затем повел нас обратно к пляжу, указывая на еще какие-то археологические особенности на склоне холма. Я пыталась слушать Дуги, надеясь, что смогу чему-нибудь научиться, подготовлюсь, если вдруг все же попаду на курс – но сложно было сосредоточиться. Я все еще думала о пирамиде из камней, о глубокой черной впадине, окруженной древними камнями. О призраках друидов, как пошутил Дуги.

Я не могла отделаться от ощущения, что мы сделали что-то очень неправильное. Снова и снова невольно смотрела на карман Дуги, где надежно лежало то, что он взял.

Я чувствовала себя воровкой.

Сейчас

Звонит телефон. Его пронзительные трели прорезают висящее в комнате густое напряжение, как бензопила масло. Доктор Петерсен смотрит на него. Аппарат гладкий, черный и выглядит старомодно. Впрочем, не по-настоящему старый. Просто сделан «под старину».

Я поднимаю бровь. Разве доктор не собирается отвечать на звонок?

Он вздыхает и раздраженно стреляет взглядом на дверь. А точнее, через нее – на секретаршу, которая осмелилась прервать наш сеанс.

А вот я не сержусь. Я благодарна. Это пауза, возможность перевести дух. Заново сосредоточиться.

Щелкнув языком, Петерсен берет отделанную медью трубку и подносит ко рту.

– Что?

Я не слышу ответа, но доктор сначала таращит глаза, а потом щурится.

– У меня сеанс в разгаре, Хелен.

Хелен это знает. Все-таки она лично меня впустила. Похоже, дело важное. Может, настолько важное, что остаток «сеанса» не состоится? Я в надежде скрещиваю пальцы на здоровой руке.

Даже сам звонок – это уже хорошо. Разговор «съедает» время. Неважно, на сколько нас прервут, Петерсен отпустит меня ровно по истечении часа. Ничто не должно нарушить его скрупулезный график.

Он снова вздыхает. Я отвожу взгляд от книжного шкафа, который рассматривала – полного нетронутых книг, – и снова смотрю на Петерсена. Он глядит прямо на меня, нахмурившись.

– Нет, я не могу сейчас говорить. Я перезвоню ему. – Пауза. Кажется, я слышу, как Хелен скулит на другом конце телефонной линии. – Да, я знаю!

Ого, резковато. Петерсен тут же глубоко вздыхает, сдерживая раздражение. Но не раньше, чем я ему улыбаюсь.

Это фальшивая улыбка. На самом деле я недовольна. Как безвкусной Хелен удалось пробрать его до печенок, когда все мои усилия – а я много сделала в попытках противостоять этому человеку – разбились о стену невозмутимости и спокойствия? Бога ради, я пыталась заколоть Петерсена!

– Скажи ему… скажи, что я позвоню ему после моего следующего пациента… Да, через час. – И уже мне: – Извини, Хезер, мне жаль, что так вышло.

Не стоит. Мне не жаль. Я возвращаюсь в режим обороны. Стены на месте, я настороже, ушки на макушке. Но это только внутри. Внешне я полулежу в кресле, почти закрыв глаза, как будто едва не засыпаю от скуки, и рассеянно вожу ногой по ковру. Я выдыхаю, лишний раз подчеркивая, что сидеть здесь скучно до отупения.

– Ты хотела рассказать мне о дольмене, – напоминает доктор, когда становится ясно, что принимать его извинения я не собираюсь.

Нет, не хотела.

Я сжимаю губы и смотрю на него. Даже не моргаю. Я хороша в этой безмолвной пытке; практиковала на родной матери лет с шести. Я могу долго так сидеть, хоть до конца часа.

– Хочешь поговорить об этом сегодня?

Я улавливаю почти незаметный акцент на слове «сегодня» и понимаю, что сейчас будет мини-путешествие по моим предыдущим стенограммам. Записям тех дней, когда я действительно пыталась с ним поговорить, все объяснить. Когда думала, что он по-настоящему хочет мне помочь, когда поверила в его байки.

– Ты помнишь, как рассказывала мне о захоронении, Хезер? О том, что вы взяли из дольмена? Артефакт?

Не дословно, нет, но я уверена, что ты мне напомнишь.

Он роется в ящике стола и достает огромную папку, из которой почти вываливаются бумаги. Это мой старый файл. Каталог Безумной Хезер. Разложив его на столе, доктор начинает перебирать лист за листом. Я не могу прочитать, что там написано, но вижу стройные ряды каллиграфического почерка. Записки доктора Петерсена. Все обо мне. Я не хочу читать их, но в то же время хотела бы знать, какие нелепые теории придумал этот мужчина о моем «помутившемся» рассудке.

– А, вот оно. Ты сказала мне, что в нем живет дух друида, древнего существа. Его отправили обратно на землю, чтобы сеять хаос и возмездие. Ты помнишь, как говорила это?

Я пристально смотрю на него. Намек тонкий, почти неуловимый, но я знаю, что доктор надо мной издевается. С тем же успехом он может сказать: «Ты помнишь, как несла бред, Хезер? Никакой зацепки?»

Нет, доктор Петерсен, я не могу сказать, что помню, как говорила с вами об этом. Но я помню, как мне так сильно заломили назад руки, что казалось, они вывернутся из плеч. Помню иглу, которая вонзилась мне в предплечье. И помню, как очнулась с сильной головной болью и ужасным чувством беспомощности. Связанная, в ловушке. Сходя с ума от страха. Не из-за помещения, а из-за того, от чего никогда не смогу убежать.

Он ждет. На всякий случай, вдруг я чудесным образом откроюсь ему. Извините, доктор Петерсен. Сегодня чудес не будет. Он видит это в моих глазах.

Пытается зайти с другой стороны.

– Друиды, Хезер. – Пауза. – Оккультизм. Ты же им интересуешься, не так ли? Прямо-таки очарована?

Я с презрением качаю головой, и Петерсен принимает это за отрицание.