Максим Шаттам - Зов пустоты

– Да, но все же говорить о третьей мировой войне…

– На сегодняшний день наши враги – это Исламское государство Ирака и Сирии, «Боко харам» в центральной Африке, «”Аш-Шабаб” в Африканском Роге», «”Аль-Каида” в странах исламского Магриба». Есть еще талибы, о которых меньше говорят, но которые, тем не менее, постоянно действуют в Афганистане и в Пакистане, есть «Кавказский эмират» близ России, есть «Абу-Сайяф» в Азии, и так далее… Формируются небольшие исламские государства, сотни тысяч мужчин и женщин едва ли не во всем мире берутся за оружие. С нашей стороны в коалицию, призванную им противостоять, входит порядка шестидесяти стран, которые воюют уже на протяжении нескольких лет, и этой войне не видно конца. Сначала ВИГ, потом «Аль-Каида», теперь ИГИЛ, завтра кто-то еще: меняются лишь названия, идеология остается. Я вижу противостояние мирового масштаба, в котором с обеих сторон участвуют целые армии и от которого страдает гражданское население. Кто знает, к каким результатам оно приведет?

Лудивина не отрываясь рассматривала пятно на потолке, слушая тихие слова своего партнера. Чем дольше она смотрела на пятно, тем большую часть ее поля зрения оно занимало. В какой-то момент она перестала видеть на совершенно белом потолке хоть что-то кроме этого пятна.

– Думаешь, они могут расширяться? – шепотом спросила она.

– Не знаю. Даже если нам удастся путем военного вмешательства решить проблему на местах – а это будет непросто, – нынешний конфликт объединил тысячи исламских радикалов во всех уголках планеты. Даже если мы уничтожим ИГИЛ и их союзников, все эти люди все равно никуда не денутся. Те, кто выживет в боях, возможно, вернутся в свои родные страны. Многие перед этим окажутся в тюрьме, кто-то станет пробираться домой тайно, – так вот, эти выжившие будут представлять для мирового сообщества серьезную опасность: они останутся экстремистами и продолжат свою подрывную деятельность. И я совершенно уверен в том, что возникнет целая сеть, что появится база данных членов этой сети – точно такая же, как та, которую создал Бен Ладен во время войны в Афганистане: база данных всех боевиков-исламистов, прибывших со всех концов света, положившая начало «Аль-Каиде». Еще раз повторю, мы вряд ли сможем победить в этой войне военными силами, а если даже и сможем, это все равно ни в коем случае не будет означать, что все наши проблемы остались в прошлом. Это будет означать лишь, что в мире появилась «Аль-Каида II» или ее аналог, возможно еще более сильный, модернизированный и рассеянный по планете, готовый в любой момент ударить исподтишка, каким-то новым, доселе невиданным способом. И если мы прямо сейчас не станем ничего делать, они так и продолжат, сидя на своих территориях, планировать атаки, вербовать все новых и новых людей средствами сильнейшей пропаганды и расширяться.

– Это никогда не кончится…

– Это точно продлится очень и очень долго. И мы должны быть сильными. Поскольку, как нам подсказывает само его название, цель терроризма – в том, чтобы нас терроризировать, запугать, разобщить, заставить нас реагировать нутром, забыв про разум и руководствуясь ужасом, который мы испытываем. Чем больше на нас нападают, тем яростнее нам нужно бороться с этим инстинктом. И тем труднее нам приходится. Но они добиваются именно этого. Они хотят сбить нас с пути. Раздробить нас, сделать нас легкой добычей.

Лудивина сжала зубы. Она едва не разрыдалась от ощущения собственной слабости, изнуренности. Травма, нанесенная ей недавним нападением, делала ее куда более чувствительной к собственным тревогам: они обрушились на нее внезапной лавиной. Голый мужчина, смерть, психологическое насилие, – почти все ее силы уходили на то, чтобы сопротивляться этому, и теперь, в момент откровенности, на нее внезапно навалились все осаждающие ее страхи.

Она вытерла щеки ладонью, но ком в горле никуда не делся. Ей нужно было во что бы то ни стало от него избавиться.

– Порой я испытываю тот страх, о котором ты говоришь… я боюсь, что в худшем случае этот конфликт кардинально изменит все наше общество. Двадцать первый век начинается с глобального кризиса – экономического, социального, демографического, миграционного, кризиса идентичности… под угрозой оказалась даже целостность нашей планеты. Я боюсь, что все эти страхи заставят нас наделать много глупостей. Если говорить только о терроризме, то какие страны, участвующие в конфликте, меньше всего от него страдают? Диктатуры. Государства, в которых никому не нужны конкретные доказательства, где малейших сомнений достаточно для того, чтобы начисто избавиться от угрозы, противника, где можно бросить в тюрьму или даже уничтожить любого, кто вызывает хоть какие-то подозрения, где законы нужны вовсе не для того, чтобы защищать свободы граждан, но лишь для того, чтобы защищать систему, где во имя безопасности допускаются любые виды слежки, любые методы. И, возможно, сегодня, в столь тревожное время, население наших демократических стран решит, что перед лицом безжалостного противника нам самим тоже следует ужесточить тон, и будет готово выбрать авторитарных глав государств, а те не побоятся заявить, что должны любой ценой обеспечить безопасность в стране. Я не говорю, что это случится завтра, но в этом и состоит знаменитый принцип лягушки: если бросить ее в кипящую воду, она выскочит и спасется, но если опустить ее в холодную воду, которая станет постепенно нагреваться, то лягушка поймет, что вода вокруг нее кипит, лишь когда будет уже слишком поздно. Самые экстремистские партии, как правые, так и левые, крайне редко получали такую поддержку, какую имеют сейчас: уровень их одобрения растет. Идеологический и экономический контекст все больше этому способствует… Законы, направленные на увеличение масштабов слежки, сами по себе не плохи, но важно следить за ростом их числа на фоне появления все более губительных для свободы идей. Важно создать правильную среду, обеспечить разумную умеренность, но прежде всего обуздать наши страхи, ведь именно из-за них мы творим невесть что.

Марк посмотрел на нее. Она на одном дыхании выпалила все то, что не давало ей покоя, – словно впервые за целую вечность нашла собеседника, которому могла излить душу. Все потрясения последних месяцев, которые она старалась спрятать как можно глубже, наконец-то вырвались наружу, обрели форму в словах, в конкретном страхе. Все шлюзы открылись.

Он погладил ее по щеке. Она восприняла этот жест как приглашение отбросить все тревоги и напоследок добавила:

– Мы должны стать воспитанными людьми, должны оценить ставки, сложности и тонкости происходящего в мире, научиться рассуждать без страха. Думать об общности, а не об отдельном человеке. Нам нужны деньги, нужно финансирование всей образовательной и общественной системы: в условиях полностью разрушенного общества, в ситуации, когда нам к тому же совершенно необходимо защищать страну, обеспечить это крайне сложно. Мы живем в поворотный момент развития наших демократических стран, ведь демократия в любой момент может обратиться в дым.