Федерико Аксат - Амнезия

— Это не тебе решать.

— Не мне?

— Не тебе.

— А самому не надоело, что кто-то все решает за тебя?

— Это проект Марка… — У Джона начинали путаться мысли. — Ему и решать.

— Я знаю твоего брата. Поверь, для него так лучше.

— Почему бы не спросить у него самого?

Пола закатила глаза. Похоже, убеждать в чем-либо Джона было пустой тратой времени.

— Твой брат связан по рукам и ногам, — воскликнула девушка, шагнув к Джону. — Неужели ты сам не видишь? Он по уши в долгах… Ему придется продать компанию. Если мы обнародуем результаты исследований, другим компаниям придется с ними считаться. Нельзя прятать от мира такое открытие. Ради этого я рисковала, когда выкрадывала документы и таблетки. У меня есть еще. Что ты на это скажешь?

— Не важно, что я скажу или что скажешь ты. Я не буду решать за брата. И ты не будешь.

— У меня есть сканы документов. — Пола показала телефон.

— Я тебе не верю, — отрезал Джон, однако, даже не успев договорить, поскользнулся и рухнул на бок.

Ему удалось подставить свободную руку, чтобы смягчить падение, и удержать пистолет. Зажмурившись, Джон с огромным трудом поднялся. А когда открыл глаза, оказалось, что Пола пытается обойти его, чтобы добраться до двери.

— Стой!

Она не остановилась и продолжила красться к выходу:

— Я ухожу. Наш разговор закончен. Ты выпустишь меня, и все останется в прошлом.

Пола медленно отступала, стараясь не подходить к Джону слишком близко. Тот поворачивался следом за ней. Это напоминало вращение спутника вокруг планеты. Планеты, на которой нет жизни.

У Джона смыкались веки.

Пола включила мобильный.

— Что ты делаешь?

Она не ответила. Ее пальцы скользили по экрану.

— Что ты делаешь?!

Пола показала ему телефон:

— В этой папке вся информация, связанная с ESH.

Сейчас я нажму на кнопку и перешлю ее одной мощной хакерской группе. Они знают, что делать.

Джон собрал последние силы, чтобы преградить ей путь. Сжимавшая оружие рука налилась свинцом.

— Я ухожу, Джон, — повторила Пола.

У Джона закрывались глаза. Он твердил себе, что должен держаться, чтобы вразумить девушку. Она не станет отправлять документы. Это же просто блеф. Он хотел что-то сказать, но не смог. Язык не слушался.

Пола вот-вот окажется за дверью, а он не сможет ей помешать.

Раздался оглушительный грохот. Выстрел. Пола рухнула на пол, как брошенная кукловодом марионетка.

У Джона подогнулись колени. Он попытался удержать равновесие, но тщетно. Пистолет выпал из рук.

Прежде чем сознание покинуло Джона, он успел заметить размытый темный силуэт, метнувшийся к выходу.

Несколько месяцев спустя

Разменяв четвертый десяток и разобравшись с горой неурядиц, я наконец понял, как распутать гордиев узел, в который превратилась моя жизнь. Это был очень долгий путь, и я едва ли смог бы его одолеть без Мэгги.

Перемены начались с незначительного на первый взгляд случая. К пяти годам у Дженни проснулись несомненные художественные способности; просто рисовать ей стало неинтересно, теперь она создавала произведения из бумаги, картона, пустых банок и всего, что попадется под руку. В тот день дочка пришла ко мне в студию, сказала, что нашла в лесу одну очень интересную штуку, и торжественно продемонстрировала волшебную лампу из четырех картонок, покрашенных в небесно-голубой цвет.

— Какое у тебя желание, папа?

Я хотел ответить, но Дженни предупредила, что джинн умеет читать мысли, так что желание не нужно говорить вслух.

— Готово, — соврал я.

На самом деле я не знал, чего пожелать, не считая самых очевидных вещей. Мог ли я тогда подумать, что ответ придет совсем скоро?

Вопрос созрел во мне давно. Волшебная лампа Дженни помогла его сформулировать. Чего я хотел добиться в жизни? Четкого ответа, как у детей, которые точно знают, что хотят быть политиками, пожарными или космонавтами, у меня не было. Но почему? И как воплотить свою мечту или хотя бы начать ее воплощать, если не знаешь, в чем она заключается?

И я твердо решил найти ответ, обрести цель, на достижение которой — по моему разумению — человеку полагается тратить свою жизнь.

Я завел блокнот и стал повсюду таскать его с собой. Я записывал туда мысли, наблюдения, идеи, даже самые абсурдные. Старался по-честному разобраться в себе и в ходе размышлений пришел к двум выводам. Во-первых, я больше никогда в жизни не возьму в рот спиртного (достаточно очевидное умозаключение, чего уж там). А во-вторых, в жизни я по сути ничего не добился. Да, выпустил несколько детских книжек, снискавших определенный успех, но, положа руку на сердце, их художественные достоинства были не так уж очевидны.

Далеко не все мои любимые иллюстраторы были гениальными художниками, однако все они добились в своем деле таких высот, о которых мне не приходилось и мечтать. Морис Сендак, Ван Оллсбург, Карл, Джефферс, Браун, даже Ян Фалконер, который придумал очаровательную свинку Оливию.

Я хотел быть одним из них .

Неслыханная наглость. Самое умное, что я мог сделать, — это заранее признать поражение.

Но я все равно решил вернуться в университет, чтобы пройти трехгодичный курс искусствоведения — или даже отважно попробовать уложиться в два года, а сбереженное время пустить на усовершенствование навыков и отстраивание заново фундамента карьеры. Начать сначала.

Я часто навещал отца в лесной хижине и всегда находил у него поддержку. С ним я решил поговорить даже раньше, чем с Мэгги. В тот теплый осенний день мы пили кофе на веранде. Бывало, что к нам присоединялся Харрисон, но тогда мы были вдвоем.

Глядя на отца взрослыми глазами, я открывал в нем новые черты. Он оказался отличным человеком и хорошим советчиком. Настоящим другом.

Я не спорил, когда отец решил остаться в хижине. Он привык к такой жизни; у него сложились особенные отношения с деревьями, зверьем, вообще с лесом. Харрисон говорил мне об этом, но я и сам все видел. Отец был счастлив в своем добровольном изгнании, ему хватало узкого круга друзей и Марка, а теперь меня. Иногда, проболтав со мной два часа к ряду, он замолкал и принимался глядеть на озеро. Тогда я понимал, что пора уходить, нужно оставить его наедине с самим собой.

Мы быстро научились доверять друг другу и могли говорить обо всем на свете. Кроме мамы: утрата и связанные с ней страшные воспоминания по-прежнему причиняли нам боль. Как-то раз отец признался, что иногда видит маму во сне, но о чем были эти сны, рассказывать не стал. Не говорили мы и о Поле: согласно решению общего собрания Б-клуба, состоявшегося в лесной хижине в ночь на семнадцатое июня, эта история осталась в прошлом.

Когда я сказал отцу, что хочу вернуться в университет, он сделал то, о чем я не мог даже помыслить. Отдал мне накопленные за многие годы деньги, которые ему приносил Марк. Я отказался. Учеба и карьера были моим личным делом. К тому же меня взяли на работу в рекламное агентство в Линдон-Хилле и позвали вести курс в школе Бишопа.