Лорет Уайт - Девушка в темной реке [litres]

– Когда уезжаете?

– В Смитерс – завтра.

– Но на свадьбу вы приедете?

– Обязательно. Ни за что не пропущу, и Джилли тоже. – Клэр порывисто обняла Энджи. Паллорино напряглась, едва удержавшись от удара коленом – автоматическая реакция на неожиданный физический контакт, но усилием воли заставила себя расслабиться и в свою очередь обняла Клэр.

Отстранившись, девушка поглядела Энджи в глаза и сказала:

– Спасибо вам… за все.

У Паллорино защипало глаза, и она молча кивнула. От этих слов ее работа вдруг показалась оправданной и нужной. Значит, она сделала правильный выбор, нашла свою дорогу, стала тем, кем судьба предназначала ей стать.

Эхо станет новой главой для Клэр. А работа Энджи – новая глава для нее.

Суббота, 27 апреля

Тяжелые двери собора распахнулись, открыв взорам гостей ослепительную невесту в свадебном платье, которую вел к алтарю сияющий отец. Джеймс Паллорино не мог сдержать широкой гордой улыбки, и Энджи чувствовала, что он слегка дрожит от волнения. Или это трясет ее самое?

На хорах зазвучал старинный церковный гимн, наполняя собор. Весеннее солнце лилось через высокие витражные окна, окрашивая гостей, сидевших на полированных деревянных скамьях, нежнейшей радугой оттенков. У алтаря, рядом с отцом Саймоном в белой рясе, стоял Мэддокс в парадной полицейской форме.

При виде ее мужчины при полном параде у Энджи занялось дыхание.

– Смелее, – шепнул ей отец.

Энджи ступила на ковровую дорожку. Они шли вперед, а мелодия звучала все громче, взлетая к куполу и отражаясь от старинных каменных стен. Музыку для церемонии выбирала Джинни, и она же решилась спеть соло на идиоглоссии – «тайном» языке, изобретаемом и используемом, как правило, близнецами. У Энджи и ее сестренки Милы в детстве тоже был свой особый, понятный только им язык.

– Звучит, кстати, красиво, духовно, лирично и романтично, – утверждала Джинни. – Напоминает древнюю латынь. Это будет дань памяти Милы, твоей второй половинки, Энджи, чтобы и твоя близняшка могла побыть с тобой в этот день.

И сейчас Энджи действительно ощущала присутствие Милы в соборе – маленькой призрачной девочки в розовом платьице, которая преследовала ее, пробившись через блокированные воспоминания о страшном детстве, пока Энджи не выяснила правду, не нашла останки сестры и не похоронила ее вместе с их юной матерью. Недавно и у Джинни Монеган и Клэр Толлет появилась возможность распорядиться как подобает останками Жасмин Гулати.

Рядом с Мэддоксом и отцом Саймоном стоял шафер Кьель Хольгерсен, державший красный поводок. А на поводке был трехлапый Джек-О в красном в белый горошек галстуке-бабочке.

При виде этой компании у Энджи подогнулись ноги, а сердце расширилось до предела. Она могла задержать вооруженного бандита, умела обезвредить преступника с ножом, знала, как отвесить мощный удар ногой, все это было понятно и привычно, но такое?! Энджи не знала, как к этому относиться. Не будучи уверена, что дойдет до алтаря и не расклеится, она ухватилась за локоть отца, и Джозеф Паллорино тихо сказал:

– Ничего, дочка, справимся.

Справимся…

Она глубоко вздохнула, медленно продвигаясь вперед, шажок за шажочком, ступая в такт музыке.

Джинни вышла вперед из первого ряда хора – переливающееся золотистое платье ей очень шло – и запела. Ее голос звучал мощным крещендо, летя к стропилам старинного собора, наполняя его таинственными словами необыкновенного языка. Казалось, это ангел обращается к небесам во имя всего, что есть любовь. У Энджи выступили слезы. Идя по проходу, она видела, что и многочисленные гости тоже украдкой вытирают глаза.

Паллорино поразилась, сколько же пришло людей. Бывшие коллеги из управления полиции Виктории заняли несколько скамей и гордо стояли сейчас плотными рядами в безукоризненно отглаженной черной парадной форме. Рядом с ними Энджи увидела Барб О’Хейган, ради такого события надевшую платье. Вместе с Барб пришел городской коронер Чарли Альфонс в своем лучшем костюме и галстуке. По другую сторону прохода выделялся корпулентный Джок Брикстон, маленький Дэниел Маянг и сотрудники «Прибрежных расследований». Теперь Энджи была одной из них.

Медленно, шаг за шагом, Энджи приближалась к мужчине, которого любила. Мужчине, который научил ее не бояться, доверять, полюбить саму себя. Она шла под взглядами всех этих людей, ставших ей почти родными, помогавших ей в прошлом году, когда она отважилась окунуться в свое небезоблачное прошлое и научилась без страха смотреть в будущее.

Бывший преподаватель Энджи, доктор психологии Алекс Страусс, тоже был на венчании, как и мать убитой Грейси Драммонд.

На второй скамье от алтаря, поддерживаемая Клэр Толлет с одной стороны и Гудрун Реймер с другой, сидела прабабушка Клэр, судья Джилли Монеган. Клэр делала успехи на новом поприще, и Энджи уже не сомневалась, что у нее все сложится хорошо. Она не пропадет, потому что помогает другим.

Мириам Паллорино сидела у первой скамьи в своем инвалидном кресле, одетая, как и подобает матери новобрачной, в нежно-сиреневое платье. Она сияла от радости, вновь оказавшись в своем любимом католическом соборе и словно бы вспомнив веру, так поддержавшую ее когда-то.

Мэддокс улыбнулся, когда Энджи с отцом приблизились к алтарю. От этой искренней улыбки загорелись синие глаза, в которых читались любовь, восхищение и гордость за то, что у него будет такая жена.

Джозеф Паллорино вложил руку Энджи в сильную ладонь главного детектива убойного отдела, ее любимого сержанта Джеймса Мэддокса.

Музыка стихла, и в соборе стало абсолютно тихо.

Отец Саймон торжественно соединил их священными узами брака. Новобрачные обменялись клятвами, и священник сказал:

– Теперь можете поцеловать невесту.

Когда Мэддокс поцеловал Энджи в губы, старый орган заиграл начальные аккорды «Аве, Марии». Джозеф Паллорино выкатил кресло с Мириам к хору и подал ей микрофон. Она взяла его дрожащей рукой и с большим чувством запела гимн удивительно чистым меццо-сопрано. Хор подхватил, и женские голоса наполнили старинный собор. Энджи благоговейно слушала, сдерживая дрожь глубокого волнения.

Мэддокс шепнул ей на ухо:

– Ты только не ускоряй ту часть, где «пока смерть не разлучит нас».

Энджи рассмеялась, переполняемая чувствами. Гимн, который раньше будил в ней странные, темные воспоминания, отныне и навсегда будет ассоциироваться с радостным обещанием будущего.

Новобрачные вышли из собора под солнечный свет, и тут же вверху празднично зазвонили колокола. Их звон разносился по городу, эхом отражаясь от стен домов, а с вишневых деревьев сеялись, кружась, легкие лепестки.