Симона Сент-Джеймс - Сломанные девочки [litres]

Значит, вот что находилось на участке до постройки Айдлуайлда! Фиона быстро проверила списки сотрудников. Лила Хендриксен работала в школе учителем с 1921 по 1924 год.

Фиона размышляла, постукивая ногтем по бокалу. Она легко могла себе представить эту учительницу, скорее всего родившуюся неподалеку и увлекающуюся историей местности. По крайней мере, она оставила записи о прошлом Айдлуайлда и сохранила их в архиве. Взгляд Фионы упал на второй квадрат на карте. Дом Хэндов. Семья Хэндов действительно существовала, и они жили здесь еще до постройки школы.

Она перевернула страницу и обнаружила еще один лист бумаги, покрытый аккуратным наклонным почерком Лилы Хендриксен. На нем коротко и емко излагалась трагическая история семейства Хэнд.

Хэнды были мелкими фермерами, на их земле выросло несколько поколений большого семейства. К 1914 году от него остались только супружеская пара и их дочь Мэри. В 16 лет она забеременела от местного парня и, стыдясь своего позора, до самых родов скрывала этот факт от посторонних. Роды принимала дома ее мать, а отец стал вынужденным свидетелем.

Ребенок родился мертвым, хотя Мэри была уверена, что его убили родители. Фиона не знала, правда это или нет. В любом случае от разлуки с малышом Мэри начала терять рассудок, и однажды между ней и родителями случилась ссора. В результате холодной ночью отец выгнал ее из дома.

Тело Мэри нашли на следующее утро в развалинах старой церкви. Ее похоронили не на кладбище рядом с родными, а недалеко от дома, там же, где и ее ребенка. Вскоре ее родители уехали из этих мест, землю отвели под строительство школы-интерната, и про Хэндов забыли. Линда Хендриксен писала, что могила Мэри находилась с южной стороны от сгоревшей церкви.

Фиона снова посмотрела на карту, повернула ее, ориентируясь на север, и нашла место у южной стороны квадрата, обозначавшего церковь. Затем она достала и положила рядом карту школы, составленную в 1940 году. На месте церкви построили столовую, а значит, могилы Мэри и малыша должны были находиться в саду, на который всегда падала тень. «А кто-то говорил, что в саду похоронен ее ребенок», – говорила Фионе Роберта.

Легенда оказалась правдой. Вот только в ней не упоминалось, что там же покоилась и сама Мэри.

В школе, где шестьдесят лет жили девочки.

Зазвонил мобильный, и Фиона подскочила от неожиданности, но, прочитав имя на экране, ответила:

– Пап?

– Ну что? – спросил Малкольм. – История оживает на глазах?

Фиона уставилась на лежащие перед ней карты и записи Лилы Хендриксен.

– Что?

– Я про Джинетт Харрисон, – сказал он. – И ее материал о Равенсбрюке.

Фиона откинулась назад. Поясница и спина у нее болели от долгого сидения на полу.

– Точно.

Она забыла рассказать ему про тот разговор. Слушая Малкольма, Фиона вспоминала день, проведенный в компании Стивена Хейера, его слова о Тиме Кристофере. «Скажи, ты ведь планировала отправиться с этой историей к своему отцу? Это его убьет», – сказал ей Джейми.

– Как все прошло? – спросил Малкольм. – Я очень уважаю Джинетт. Мы знакомы много лет.

– Ага, – согласилась Фиона, собираясь с мыслями. А потом рассказала все, что узнала от Джинетт про Равенсбрюк.

– Бедная девочка, – мягко сказал отец. – Теперь мы никогда не узнаем ее историю. Никто не узнает. Сколько всего утеряно. Как жаль.

– В ужасы о концлагерях трудно поверить, – призналась Фиона. – Как будто все это происходило тысячу лет назад или на другой планете.

– Верно, – согласился Малкольм. – Все это кажется глубокой историей, пока не находится очередной нацистский преступник, который все это время скрывался под чужим именем, и его не отдают под суд. Только тогда понимаешь, что некоторые люди все еще живут с этими воспоминаниями. Да что там, многим подросткам и Вьетнам кажется просто страницей в учебнике истории, а я все помню, словно это было вчера.

При этих словах что-то засвербело в ее мозгу. Она вспомнила слова Гаррета Крила за ужином: «Похоже на почерк нацистов, хотя она сбежала от этих ублюдков через океан».

Не прерывая разговора, она открыла ноутбук и вбила в поисковике Гугла: нацистский преступник Вермонт. Пока они обсуждали жизнь Сони Галлипо и документы из архива Айдлуайлда (призрака Фиона решила не упоминать), а потом и личные вопросы, она просматривала результаты поиска. Отец рассказывал ей о походе к врачу, который так долго откладывал, и о том, как ненавидит сдавать анализы, но она его остановила.

– Пап. – Фиона смотрела на экран ноутбука, и сердце билось у нее прямо в горле. – Пап.

Отец хорошо ее знал, к тому же обладал отличным журналистским чутьем. Он тут же понял, что случилось нечто важное.

– Что там, Фи, что такое?

– Ты упомянул нацистских преступников. Я погуглила, и оказалось, что один такой жил у нас. В Вермонте.

Она услышала шорох и щелчок. Судя по всему, Малкольм поднял старый телефонный аппарат на длинном проводе и понес его в свой кабинет, ближе к компьютеру.

– Правда? Я никогда об этом не слышал.

Фиона пролистала вниз открытую статью.

– В 1973 году в Берлингтоне арестован нацистский военный преступник. Суд вынес оправдательный приговор за недостаточностью доказательств, однозначно устанавливающих личность.

– Правда? И что с ним случилось?

Фиона вздохнула.

– Планировался второй суд. В Германии. Но она не дожила до него – умерла от сердечного приступа в собственном доме.

Голос Малкольма прозвучал удивленно:

– Она?

– Да, – сказала Фиона, кликая на фотографию в статье. На нее смотрела женщина с широким лбом, аккуратно завязанными на затылке густыми волосами, прямым носом и узкими губами на круглом лице. Глаза у нее были правильной формы, зрачки – темными, взгляд – мягким и невыразительным. Ее сфотографировали в тот момент, когда она выходила из здания суда, вполоборота, будто она развернулась, чтобы уйти. Надпись под фото гласила: «Роуз Элберт, обвиняемая в сотрудничестве с нацистами в качестве охранницы концентрационного лагеря, служившая там под именем Розы Берлиц, покидает суд после вынесения оправдательного приговора».

– Это женщина, – сказала Фиона. – Ее обвиняли в том, что она состояла охранницей в Равенсбрюке. И ей удалось уйти.

Бэрроне, Вермонт

Декабрь 1950 г.

Сначала они решили, что Сонина мечта сбылась. Что родственники приняли ее с распростертыми объятиями и решили оставить в своем доме. И что прямо сейчас она сидит на собственной кровати в собственной спальне и одновременно с восторгом и страхом думает, как пойдет в новую школу.

Но к понедельнику появились слухи, что Соня сбежала, и атмосфера изменилась. Девочки знали, что она ни за что бы так не поступила. За свою жизнь она слишком часто бывала в бегах. Ей требовалось безопасное место, и для этого годился даже Айдлуайлд с его хулиганками и привидениями.