Дж Делейни - Верь мне [litres]

После бессонной ночи, полной ужасов и сомнений, я снова в кабинете доктора Лэтэм. Я сижу за ее столом и просматриваю бумаги. Доктор Лэтэм стоит надо мной и пристально смотрит. Бумаги с подтверждением. Десятки бумаг.

Отказ от ответственности за травмы. Разрешение на наблюдение. Соглашение о конфиденциальности. Отказ от личной жизни. И бланки о бланках. Формы, которые говорят, что я понимала, что делала, когда подписывала все эти формы. Формы, которые сообщали, что я добровольно дала согласие, понимая, что это задание может испортить мою жизнь, здоровье и психическое состояние.

Я быстро подписываю документы, почти не читая. Ставлю инициалы на каждой странице и даты, там, где требуется.

– Добро пожаловать в учебный лагерь, солдат. Теперь твоя задница – моя, – рычит доктор Лэтэм.

Это худшее из выражений Дензела Вашингтона [14], которое я когда-либо слышала, но оно эффективно. Я не могу выдавить из себя улыбку.

Тренировка продолжается в другом конференц-зале, глубоко в недрах здания.

– Давайте посмотрим на пару монстров, – спокойно говорит доктор Лэтэм. Она нажимает кнопку на пульте, и свет гаснет.

Она расхаживает взад и вперед, закрывая лицо на экране.

– Это Петер Кюртен, также известный как Дюссельдорфский зверь. Его жена сказала полицейскому психологу, что их сексуальная жизнь была совершенно нормальной. Кюртен, с другой стороны, рассказал психиатру, что мечтал задушить жену каждый раз, когда они занимались сексом. Супруга Кюртена понятия не имела, о чем он на самом деле думает. Следующие слайды – жертвы Кюртена, в том виде, в каком он их оставил.

Когда я набираюсь сил, чтобы посмотреть на экран, там уже другое лицо.

– Бела Кисс, хранивший своих жертв в пустых газовых баллонах… Ханс ван Зон, как и многие серийные убийцы, был обаятельным, симпатичным и чрезвычайно харизматичным. Среди его жертв – его собственная девушка, с трупом которой он занимался сексом. Опять же, она, очевидно, понятия не имела, что на самом деле происходит в его голове.

Тошнотворная перекличка зла все продолжается и продолжается.

– Я говорю все это не для того, чтобы запугать вас, Клэр, – мягко добавляет доктор Лэтэм. – В результате изучения этих людей мы теперь многое знаем о том, как работает ум социопата. Мы можем, например, посмотреть, как он покидает место преступления, и сделать выводы о его личности, интеллекте, о его отношениях, даже о том, какая у него машина.

Женщина поднимает пухлую папку.

– Здесь все, что мы знаем о человеке, который убил этих проституток. Предупреждаю, это нелегко читать, но вы должны внимательно изучить материалы. От этого может зависеть ваша жизнь.

– Это то, что называют «психологическим портретом»? – спрашиваю я, забирая у нее папку.

– Да, отчасти, но еще и фотографии, история болезни, выдержки из учебников… Наша работа немного похожа на обезвреживание бомб. Прежде чем начинать дергать за провода, черт возьми, лучше знать, какой из них ведет к взрывчатке.

– Если он вообще виновен, – замечаю я.

Женщина пристально смотрит на меня.

– Мы еще не рассказали вам, как умерла Стелла Фоглер, не так ли?

Я качаю головой:

– Но я помню, что горничная, которая ее нашла, сказала, что это было очень жестоко.

– Полиция скрывает все подробности от СМИ, чтобы отсеять ложные признания. – Доктор Лэтэм делает паузу. – И честно говоря, потому что они не хотят вызвать панику.

Она тянется за томиком «Цветов зла» и протягивает мне.

– Страница восемьдесят вторая.

Стихотворение на этой странице озаглавлено «Той, что слишком весела».

– Вслух, если не возражаете, только последние три четверостишия.

Хотя в этом нет необходимости, я стараюсь читать правильно, отдавая должное ритму, но, когда смысл того, что я читаю, доходит до меня, я не могу продолжать точно так же. К концу чтения мой голос становится сухим и ровным.

Я

– Удар лампы убил Стеллу, – говорит доктор Лэтэм как ни в чем не бывало.

Она снова показывает фотографии. Я узнаю номер Стеллы. На кровати лежит тело. Синяки расцветают на голых ногах. Затем внезапно одна из фотографий приближается, и появляется лицо Стеллы, окруженное темным ореолом крови, пропитавшей простыню под ней. Я инстинктивно отшатываюсь.

– Обломки на полу свидетельствуют о борьбе, – добавляет доктор Лэтэм. – Этого, наряду с пропавшими деньгами, было достаточно, чтобы полиция Нью-Йорка сначала отнеслась к произошедшему как к ограблению. Но с самого начала были некоторые детали, которые не подходили к этой версии. Во-первых, тело было накрыто простыней. Грабители, которые только что кого-то убили, не делают этого. Они убираются с места преступления как можно быстрее.

– Кто знает? – говорю я. – Я имею в виду – так ли это? И зачем?

– Это может быть жест почтения, даже уважения – последнее прощание. Или это мог быть кто-то, кому не нравилось видеть безжизненные глаза Стеллы, смотрящие на него с упреком.

Она щелкает пультом, и на экране крупным планом появляется нога Стеллы с кровавой раной длиной в несколько дюймов.

– Что еще важно – на правом бедре был глубокий порез, вероятно, нанесенный посмертно разбитым бокалом – точно так же, как и рана, нанесенная в стихотворении Бодлера, хотя полицейские в то время об этом не знали.

Доктор Лэтэм снова щелкает пультом.

– Во всяком случае, мне показалось достаточно необычным, что полицейские заказали тампоны. К счастью, они это сделали – это дало нам самое важное доказательство. Анализ показал, что во внутренней ране есть следы ноноксинола‑9 – смазки, найденной на обычных марках презервативов. – Она делает паузу. – В мужском туалете бара, где вы познакомились с Патриком, был автомат с презервативами. Вы сказали нам, и ваше видео подтвердило, что Патрик попросил у бармена сдачу как раз перед тем, как вы попытались его обольстить.

Ее слова – жуткие, ужасные, тошнотворные – льются на меня потоком. Я смотрю на книгу в руке. Стихотворение с ядовитыми словами, изложенными безобидно, будто в стихотворении на какой-нибудь дурацкой поздравительной открытке. Фотографии на экране, ужасный подтекст в объяснении доктора Лэтэма… Ужасное осквернение трупа Стеллы, совершенное убийцей.