Дж Делейни - Верь мне [litres]

– Ты не против? – Патрик хочет знать.

Я пожимаю плечами.

– Как и ты, я целиком и полностью полагаюсь на Эйдана. А ты? Тебе будет тяжело видеть меня на сцене в такой роли?

Он качает головой.

– Я не столь ревнив, Клэр. Я буду гордиться тобой.

Зная, что буду разыгрывать эти сцены с женщиной намного красивее меня, я сократила потребление французской еды и удвоила время своих занятий на тренажерах. Когда все вокруг становится угнетающим, я начинаю бегать по местным паркам: Морнингсайд, с травой, усеянной группами студентов, и Риверсайд, с его захватывающим видом на Гудзон. Давнее чувство: «Ого, похоже на фильм» теперь сменяется удивленным признанием: « Ого, это все по-настоящему ».

« Свадебный колокол? Не говорите мне, что никогда не думали о такой перспективе », – цинично заметила Марси. Да, конечно, я думала об этом. А кто – нет? Впрочем, я стараюсь принимать каждый день таким, какой он есть, давая таким образом нашим отношениям свободно дышать.

Доктор Феликс навещает меня всего раз в неделю. Постепенно наши терапевтические сеансы стали меньше касаться прошлого и больше – моих отношений с Патриком.

– Я всегда бросала мужчин, – рассказываю я ему. – Или заставляла их уйти. Эти отношения для меня самые длительные.

– Вы ждете, что кто-то придет и скажет, что время пришло? Для… – Доктор Феликс сверяется с записями. – Для того, чтобы завыли невидимые сирены и началась формальная процедура расставания?

Я рассказала ему о встрече с Джоном и Алисой. Доктор Феликс делал тогда так много записей, что едва поспевал следить за ходом терапевтического сеанса.

Я вздрагиваю от того, насколько мелодраматично прозвучали его слова.

– Конечно, нет. Ну, может, немного. Наверное, я все еще чувствую себя самозванкой. Словно до сих пор играю роль.

– Некоторые могут счесть ваши слова ироническими, – бормочет врач.

– Забавно, когда я играю, то не чувствую этого. Но здесь, в квартире покойной Стеллы, надевая какие-то из ее вещей…

– Да, расскажите-ка поподробнее. Остаться в квартире, где они жили со Стеллой, было предложением Патрика или вашим?

– Его, но ведь речь идет о чисто практической стороне вопроса. Моя одежда все еще на хранении, и у нас не было времени вывезти ее оттуда из-за возни с пьесой и всего остального.

Он делает еще одну пометку.

– Наверное, мне интересно, действительно ли это любовь, – добавляю я. – Или я все еще слишком углубляюсь в роль, как обвиняла меня Кэтрин Лэтэм.

– Это и неудивительно, учитывая, что в течение многих лет вы были фактически вынуждены жить одновременно как в составе семьи, так и отдельно от нее. Может, именно поэтому вас и привлекла актерская профессия.

– То есть я всегда буду так себя чувствовать?

– Не думаю, что кто-то сможет ответить наверняка. Возможно, влюбленность для вас – нечто новое и удивительное. Просто попробуйте насладиться этим процессом.

И все же, если честно, между мной и Патриком чего-то не хватает.

– Мне нужно кое в чем признаться, – говорю я ему однажды вечером.

Я думаю, когда-то эти слова заставили бы наши сердца биться чаще. Не говоря уже о нашей потенциальной публике – невидимых наблюдателях и слушателях, склонившихся над своими устройствами.

– А? – Патрик только приподнимает бровь.

– Мне не хватает наших игр, – говорю я. – Было настоящим кайфом не знать, убийца ты или нет.

Его губы дергаются.

– Хочешь, убью кого-нибудь для тебя?

– Скорее, нет. Возможно, я напоминаю Аполлонию из твоей пьесы – не хочу верить, что стихи отражают тебя настоящего. В то же время часть меня надеется, что как раз отражают. Я знаю, это безумие. Ты не больший злодей, чем Бодлер.

Патрик наклоняется и целует меня в макушку.

– Ты пока плохо меня знаешь, Клэр, – беспечно говорит он. – Ты не знаешь всего, что у меня на уме. Поймешь чуть позже.

Наконец мы добираемся до первого дня репетиций. Читаем за столом.

Конечно, я в ужасе. Боялась, что снова увижу Лоренса, что Няша покажет мне, кто здесь главный, что дизайнер и другие руководители отделов будут знать: я получила роль только благодаря Патрику.

Патрика моя нервозность, кажется, лишь забавляет. Он никогда не видел меня в таком состоянии. Он поддразнивает меня, но в этом нет необходимости. Я просто должна помнить, насколько хороша.

Мы первыми добираемся до репетиционного зала. Затем Эйдан приветствует меня объятием, которое кажется почти искренним, но я ему инстинктивно не доверяю. Четыре актера с меньшими ролями, три из которых также будут дублерами, прибывают вместе. Лоренс приезжает за десять минут до старта, болтает и шутит, изображая своего в доску парня. Его красивое мальчишеское лицо почти не изменилось, но я с облегчением обнаружила, что уже ничего, совершенно ничего к нему не чувствую.

– Лоренс, вы знакомы с Клэр? – наконец спрашивает Эйдан.

Лоренс смотрит в мою сторону.

– Да, мы познакомились на съемках «Смятения».

Он подходит и небрежно целует меня в обе щеки.

– Как поживаете, Клэр? Я рад снова работать с вами.

Улыбка, которая когда-то растопила мое сердце, вспыхивает и гаснет. Все. Никакого подтверждения, что когда-то мы были любовниками. Никаких извинений, никаких упоминаний о том, что я в свое время сделала. Простого слова сочувствия или сожаления было бы достаточно, но, похоже, даже этого от Лоренса я не услышу.

Не рассчитывай на место, дорогая.

Няша приезжает вовремя. Она одета, как для тренировки в спортзале: серый спортивный костюм с малиновой футболкой, виднеющейся из-под молнии; черная бейсболка натянута на безупречные косички. Все это притупляет ее красоту, но ничто не может исказить совершенства скул Няши или сверкающих глаз. Она меньше ростом, чем кажется по телевидению. Женщина почти застенчиво и с серьезным выражением лица вежливо пожимает мне руку.

Эйдан хлопает в ладоши, и разговоры немедленно стихают. Он начинает, приветствуя нас как семью и сообщество. Эйдан говорит о благородном старом слове «труппа», которое как нельзя лучше описывает странствующую группу актеров, полагающихся друг на друга, чтобы выжить. Он вкратце рассказывает о постановке: как она должна обладать грубой силой поэтического слова Бодлера, как должна бросать вызов и провоцировать современную аудиторию, точно так же, как «Цветы зла» бросили вызов столетию, погруженному в сентиментальность эпохи романтизма. Наконец, Эйдан говорит о читке.

– Сегодня не представление и уж точно не прослушивание. Сосредоточьтесь на ясности, на раскрытии значения слов в ваших репликах. У нас будет достаточно времени для актерской игры. Мы впервые вместе смотрим на проект. Здесь никому не нужно производить впечатление на других.