Жан-Кристоф Гранже - Последняя охота

Возвращение к гражданской жизни давалось непросто: машина убийств работала на холостых оборотах. Офицер вермахта в тридцатые, Дирлевангер притягивал к себе проблемы. Его осудили за связь с несовершеннолетней (девочке было всего тринадцать), лихоимство и вымогательство, и он оказался в концлагере Вальдхайм.

Дирлевангера выпустили и реабилитировали, как только началась Вторая мировая война. У мерзавца сохранились надежные армейские связи, но главным козырем был его опыт. Гиммлер поставил его во главе бригады нового типа, спецчасти, набранной из преступников с охотничьим опытом, в том числе браконьеров, убийц с самым тонким нюхом.

В Польше и Белоруссии они воевали на свой, особый манер. Эти люди умели оставаться невидимыми в лесу, они проникали в окружение противника, достигая совершенства в искусстве травли и охоты…

Черные охотники были творцами геноцида. Они уничтожали еврейские гетто, терроризировали местное население, жгли деревни по четко отработанной схеме: загнать жителей в сарай или церковь и уничтожить всех разом, огнеметами. За один заход удавалось лишить жизни 10 000 гражданских, включая женщин и детей.

Черных охотников посылали на оккупированные территории якобы для поддержания порядка, но они становились фактором хаоса, насиловали и грабили. Этих вооруженных до зубов мерзавцев и убийц в военной форме защищал закон.

В какой-то момент их варварство обеспокоило даже нацистскую верхушку. Ходили жуткие слухи, что Дирлевангер якобы убивает еврейских женщин, а потом расчленяет тела на куски и варит вместе с кониной. Зачем? Делает мыло!

Но нацисты считали жителей Восточной Европы недочеловеками, дичью, а Дирлевангера – охотником и присылали под его начало пополнение – психопатов и даже политзаключенных, и этот искалеченный наркоман и алкоголик ухитрялся держать своих головорезов в узде.

Война шла к концу, и уже в 1944-м охотники стали пушечным мясом, теряя в самоубийственных операциях до семидесяти пяти процентов личного состава. Изуродованные физически и морально, они использовали свои навыки в городской среде, уничтожали людей старательно и методично, пуская по следу своих свирепых псов и находя все тайники и укрытия.

Ивана читала, рассматривала фотографии и делала заметки. Один кадр был как удар под дых: Варшава, больница, у Черных охотников кончились патроны, и они добивают раненых, больных и медсестер штыками и ударами прикладов, потом решают развлечься, и Дирлевангер выгоняет голых девушек во двор, у них по ногам течет кровь, он загоняет одну из несчастных на кирпичи. Заставляет поднять руки и с размаху бьет по ним ногой… Следующий кадр: крепкий парень в форме с хохотом бросает мальчишку лет десяти в костер. И еще один: солдат мочится на распятие, предварительно разбив им лицо священнику…

Ивана выдохнула и посмотрела на часы: час ночи. Ужас завораживает… Разбудить Ньемана? Ну уж нет. Она даже есть не хотела… Какая уж тут еда…

Лейтенант собралась и заставила себя смотреть дальше на горы трупов. Она почему-то была уверена, что нынешний враг вдохновляется вчерашними ужасами, возможно, сатанинская душа Дирлевангера вселилась в мозг одного или всех убийц Юргена. Трупы в гротескных, противоречащих физиологии человека позах. Подростки с вывернутыми из суставов руками, дети с разверстыми ртами, откуда вылетают мухи, женщины с задранными юбками: оскорбление жизни, достоинства, законов Божьих и человеческих. А вокруг – собаки, тоже опьяненные смертью.

Дальше пошли фотографии пар, ничего не говорившие хорватке. Браконьеры Дирлевангера уничтожили больше ста двадцати тысяч человек. Бойня обретала масштаб природной катастрофы: за цифрами невозможно вообразить весь ужас случившегося. Сколько людей исчезло с лица земли? Толпа, деревня, целый народ?

Ивана предпочла погрузиться в детали, наделенные силой конкретики. У людей из зондеркоманд был собственный почерк. Пример? Они бросали изнасилованных женщин на дороге с гранатой в промежности…

Она моргнула, вспомнив о скрещенных гранатах на клейме, поставленном на ляжку убитой Ньеманом собаки. В какой кошмар они вляпались?

Дождь яростно колошматил по стеклам, и Иване чудилось, что кто-то бросает на мраморный пол бусины. Она встала, чтобы посмотреть в окно, и в этот момент в комнате погас свет.

Ивана сдержала крик и инстинктивно потянулась за пистолетом. Черт, куда она его пристроила?

Глаза привыкли к темноте, и Ивана увидела у стены высокий силуэт.

– Это ищешь?

На ладони мужчины лежал ее «зиг-зауэр».

– Вы меня до смерти напугали.

Ньеман не шевельнулся, только сказал:

– Они на улице.

Мощенная булыжником улица сверкала под дождем, как крокодиловая кожа. Ивана подошла к окну, пригляделась и заметила на углу прилегающей улицы группу мужчин. Некоторые сидели на мотоциклах, другие стояли, держа у ноги псов из легенды.

Черные охотники возродились в образе зловещих байкеров. На одних были широкие кожаные плащи, по которым струйками стекал дождь, другие – в кожаных куртках с высоким воротником или в меховых парках. Разглядеть лиц Ивана не смогла. Наряд мотоциклистов дополняли глубокие черные каски и очки старинного образца. Пешие скрывали лица за полотняными капюшонами со специальным гребнем для защиты носа в стиле «Мести Железной Маски».

Ивана часто смотрела старые фильмы. Изображение на экране дергалось, сейчас тот же эффект производил ливень. Могло показаться, что на улице материализовалась сцена из архивной кинохроники.

– Как поступим? – шепотом спросила Ивана.

– Выйдем.

– Нужно предупредить Кляйнерта.

Ньеман открыл дверь.

– Ты достала меня своим Кляйнертом!

Ивана последовала за шефом с оружием в руках.

Ливень стоял стеной, бил по голове и плечам. Ньеман побежал к перекрестку, где обосновались Черные охотники, но никого не увидел и остановился.

Похожая на язык черного пламени собака сбила его с ног и помчалась дальше.

Подбежавшая Ивана убрала «зиг-зауэр» и попыталась помочь шефу подняться, но Ньеман весил целую тонну, а намокшее в луже пальто делало его еще неповоротливей. Вода нападала, проникала внутрь, будто небо вознамерилось утопить их.

– Я в порядке, – бормотал он, – черт, я…

Ивана наклонилась ближе и услышала странный скрипучий голос, без конца твердивший одно и то же слово: реглисс… реглисс… Во всяком случае, так ей показалось.

Когда сыщику удалось-таки встать одним коленом на асфальт, Ивана огляделась, ожидая возвращения собаки и появления байкеров, «глок» Ньемана отлетел на несколько метров в сторону. Она рванулась было, чтобы подобрать оружие, но уличный шум дополнился угрожающим ревом моторов.