Сюзанна Джонс - Предвестник землетрясения

Не стану излагать, как сокрушил сей акт родителей красивого юноши. Достаточно сказать, что после этого Люси уже не тужилась напрягать кого бы то ни было в семье и водила компанию сама с собой, хотя ей больше и не нравилось сидеть на своем дереве. Она намеревалась только придавить Ноа, а не протыкать его. В конце концов Джордж, вопреки желанию муниципального совета, свалил яблоню, порубил на куски и спалил в трескучем оранжевом костре. Заклубился ли дым, заставив слезы набежать ему на глаза? Люси не знала. Она не смотрела.

Следующие три года Люси не разговаривала. Последним человеком, с которым она говорила, была добрая медсестра, которая увела ее из больничной палаты, крепко держа маленькую ладошку, по коридору, разившему болезнями и дезинфекцией. Она сказала:

— Ты ведь понимаешь, что это не твоя вина, так ведь?

И Люси ответила:

— Да, нет, да, — потому что не поняла вопроса и не знала, какой ответ добрая медсестра хочет услышать.

После этого она не проронила ни слова, не могла проронить ни слова, и жизнь пошла куда проще. Дома этого то ли не заметили, то ли испытали облегчение. Семеро (шестеро) братьев со времени происшествия утратили вкус к крови сестры. В школе учителя ее не трогали; как ни крути, в каждом наборе должна встречаться парочка чудиков. Остальные дети шептались за ее спиной, но слишком близко не подходили, потому что знали, что она может и порешить как пить дать. Минули три безмолвных, благословенных года. А потом она выиграла юношеский шахматный турнир графства.

Местная газетенка подготовила статью о Люси — Трагическом Безмолвном Гении. Если Люси чего и не могла терпеть превыше всего прочего, так это домыслов о Люси. Такая кроткая, такая беспрекословная, писали они свои фантазии о ее одиночестве, и ее тяга к шахматам — отчаянная последняя надежда на общение с миром. Люси же взялась за шахматы как раз потому, что в них нет нужды разговаривать. «Шах» можно передать глазами и бровями. А если какой-то педант настаивает на употреблении слова, его можно написать на тыльной стороне ладони. Так что на церемонии вручения призов она открыла рот и четко, но небрежно произнесла в микрофон: «Спасибо», — словно разговаривала каждый день. Шах и мат. Вот только загнала себя в угол. Однажды заговорив опять, было уже невозможно открыть для себя безмолвие снова.

В средней школе Люси завела подругу — свою первую и единственную подругу, пока она не покинула дом в восемнадцать лет. Звали ее Лиззи. Хотя теперь Люси разговаривала, остальные дети давным-давно объявили ее бзикнутой. Люси приняла свою бзикнутость как должное и вполне естественно приняла роль подруги для других бзикнутых. Лиззи была настолько же долговязой, насколько Люси была коренастой. Даже в одиннадцать лет она была ростом с самого высокого из учителей. У нее были длинные гладкие волосы и тонкое, печальное лицо. Вместе они выглядели еще диковинней, но имели много общего. Люси играла на виолончели, а Лиззи — на тромбоне. Порой они играли вместе во время десятиминутных переменок между уроками. Находили уголок в классе или на игровой площадке и исполняли простые дуэты, основанные на пьесах, похищенных у школьного оркестра, или песнях, услышанных по радио. Они были шоу уродов, и, естественно, люди таращились, насмехались, порой дразнили их. Но никто никогда не пытался им помешать.

Им было не на что жаловаться. Они наслаждались тем, что предоставлены сами себе. Дразнилки этих сиволапых ранить не могли. Они предпринимали уйму попыток изобрести собственный язык, обычно кончавшихся провалом. Но на уроках французского они на голову опережали остальных учеников. Люси и Лиззи читали комиксы об Астериксе, выписали слова в свои французские словарики, говорили вместе по-французски. Когда им недоставало знания слов или грамматики, они их изобретали, произнося с французским акцентом, перенятым у Дебби Харри из «Вершины популярности» [15] «Top of the Pops» ( англ .) — музыкальная программа, еженедельно выходившая на BBC с 1964 по 2006 г. и транслировавшая поп-хиты (до сих пор выходят рождественские выпуски). . Они искренне верили, что говорят по-французски, хотя теперь Люси сомневается, что кто-либо из французов понял бы хоть слово из сказанного ими.

Но этого было маловато, чтобы удовлетворить Люси. (А чего хватило бы?) Секретный язык был недостаточно секретным, чтобы гарантировать полную изоляцию от остальных. И вообще, Лиззи вечно прогуливала школу, считая себя больной. За годы она перепробовала рак, артрит, люмбаго, грипп, менингит, подагру, лихорадку денге и многое другое. Люси знала, что Лиззи не могли донимать все эти недуги, но она страдала, будто они и в самом деле ее донимали. Люси же была сильна, как бык, и без подруги страдала от одиночества.

Если воображение Лиззи странствовало по страницам медицинского словаря, то Люси пылала страстью к атласам. Держала скудную семейную коллекцию карт и атласов у себя под кроватью в комплекте с фонариком. Что ни ночь, она изучала какую-нибудь страну — ее горные хребты, реки и в первую голову ее язык. Школьная экскурсия в Британский музей стала для Люси откровением. Впервые узрев Розеттский камень [16] Плита с благодарственной надписью царю Египта Птолемею V Эпифану, созданная в 196 г. до н. э.; стала основой для расшифровки древнеегипетских иероглифов. , она постигла слабое место своего образования. Оно основано на латинском алфавите. Пока остальные подростки щебетали вокруг, Люси взирала на камень. Иероглифы терзали ее скрытым смыслом, но она знала, что в них таится послание для нее. Послание, что она должна изучить язык, даже читать на котором не способен никто из знакомых, а уж тем паче говорить.

Покинув Йоркшир, Люси отправилась в Лондон изучать японский. Лондон она выбрала потому, что после томительных лет в крохотном городишке на краю Англии не могла представить себе ничего лучшего, чем полную его противоположность — столицу. Японский выбрала после серьезных раздумий. Китайский требовал изучения свыше шести тысяч знаков, в то время как японцы обходились жалкими двумя-тремя тысячами. В этом пункте Китай лидировал. Но дело решила карта. Япония чуть дальше от Англии, что очень важно. Япония была настолько далеко, что вернуться на родину, не повернув глобус, почти невозможно, разве что отправиться в Австралию, но та не в счет, потому что там говорят по-английски. Не было ни слезинки, только всеобщее облегчение. Большинство братьев уже покинули дом, что привело к неуютному сближению Люси и Мириам. Джордж скончался от горя по Ноа за пару лет до того в объятьях женщины, отнюдь не Мириам, вот и все.

В университете Люси сделала восхитительное открытие, что ее организм работает с наибольшей отдачей не на диете из рыбных палочек, булочках с изюмом или даже яблок, а на регулярных дозах алкоголя и спермы. Это сделало ее здоровее, счастливее и умнее. Она брала на прицел мужчин, успевших захмелеть до знакомства с ней, потому что их не отпугивали ее диковинные глаза. Обнаружила, что ее глаза дают пьянице предмет, на котором можно сфокусироваться. Академическая успеваемость взмыла до небес. Учить кандзи было все легче и легче, а практиковаться в написании увлекательно. Спустя три года и уйму секса Люси была едва способна припомнить имена своих семерых (шестерых) братьев и считала себя готовой к выпуску из университета.