Си Джей Уотсон - Прежде чем я усну [litres]

Его домашний номер записан на первой странице дневника. Бесконечные гудки, и все стихло. Записанный на пленку голос не оповестил меня, что произошла ошибка, не предложил оставить сообщение. Я попыталась дозвониться снова. Ничего не изменилось. Теперь остался только рабочий телефон.

Какое-то время я сижу неподвижно. Беспомощно. Глядя на входную дверь, я надеюсь, что в матовом стекле мелькнет силуэт Бена и он вставит ключ во входную дверь, но в то же время страшусь этого.

Наконец наступает момент, когда я не могу больше ждать. Я поднимаюсь наверх, раздеваюсь, ложусь в кровать и пишу это. Дом по-прежнему пуст. Сейчас я закрою дневник, спрячу его, выключу свет и лягу спать.

И потом все забуду, и у меня останется только эта запись.

Я переворачиваю страницу, с ужасом думая: вдруг там пусто. Но нет.

Понедельник, 26 ноября

Он ударил меня в пятницу. С тех пор прошло два дня. И я ничего не писала.

Неужели все эти дни я верила, что все в порядке?

Мое лицо в синяках и болит. Неужели до меня не дошло, что что-то не так?

Сегодня он сказал, что я упала. Банальнее причины придумать было нельзя, но я поверила. А с чего бы мне не поверить? Он уже объяснил мне, кто он такой, и кто я такая, и почему я проснулась в незнакомом доме, будучи на двадцать лет старше, чем, по моему мнению, должна была быть, так с чего бы мне сомневаться в том, что он знает, отчего у меня распух глаз и рассечена губа?

Так что мой день начался, как обычно. Я поцеловала его, когда он уходил на работу. Помыла посуду после завтрака. Приняла ванну.

А потом зашла в спальню. И узнала правду.

Про доктора Нэша – ни слова. Неужели он меня бросил? И я сама, без его помощи, нашла дневник?

А может, просто перестала его прятать? И я продолжила чтение.

Позже я позвонила Клэр. Мобильный телефон, который мне дал Бен, не работал. Видимо, села батарейка. Пришлось звонить с подаренного доктором Нэшем. Ответа не последовало. Я так и сидела в гостиной. Никак не могла успокоиться. Пыталась листать журналы – и откладывала их в сторону. Включала телевизор – и полчаса пялилась в экран, не понимая, что там происходит. Смотрела на дневник не в силах сконцентрироваться ни на письме, ни на чтении. Я снова позвонила Клэр, а потом еще несколько раз, чтобы выслушать записанный на пленку голос, предлагавший мне оставить сообщение. Ответила она только после обеда.

– Крисси! – воскликнула она. – Как ты?

Было слышно, что рядом с ней играет Тоби.

– Я в порядке, – ответила я, хотя это была неправда.

– Уже собиралась звонить тебе, – призналась она. – Чувствую себя ужасно, а еще только понедельник!

Понедельник. Дни текли сквозь меня, и каждый последующий ничем не отличался от своих предшественников.

– Нужно увидеться, – сказала я. – Ты можешь ко мне приехать?

Кажется, она удивилась.

– Домой?

– Ну да, – сказала я. – Прошу тебя. Я хочу с тобой поговорить.

– Все хорошо, Крисси? Ты прочла письмо?

Я глубоко вздохнула и почти шепотом сказала:

– Бен меня ударил.

Я услышала, как от изумления у нее перехватило дыхание.

– Что?

– Пару дней назад. У меня синяки. Он сказал, что я упала, но я записала в дневник, что это он меня побил.

– Крисси, Бен на такое не способен. Ни за что. Он не такой.

Меня охватили сомнения. Неужели я и это придумала?

– Но так записано в дневнике, – пояснила я.

Мгновение она молчала, а потом спросила:

– А как думаешь, почему он тебя ударил?

Я принялась ощупывать свое лицо – вот он, распухший глаз. И рассердилась. Догадалась, что она мне не верит.

Я опять подумала о своей записи в дневнике.

– Я призналась ему, что веду дневник. Что виделась с тобой и лечусь у доктора Нэша. Сказала, что знаю про Адама. Сказала, что ты отдала мне письмо, которое он написал, и что я его читала. Тогда он меня ударил.

– Просто взял и ударил?

Я вспомнила, как он меня перед этим обозвал, в чем обвинил.

– Он назвал меня сукой. – Я старалась не всхлипнуть. – Сказал, что я сплю с доктором Нэшем. Я ответила, что это не так, и тогда…

– Что?

– Он влепил мне оплеуху.

Молчание. Потом Клэр спросила:

– А до этого он тебя бил?

Этого я знать не могла. А вдруг бил? Может, он вообще был домашний тиран? Промелькнуло воспоминание: мы с Клэр идем в колонне демонстрантов, сжимая в руках самодельные плакаты: «Женщина тоже имеет право! Нет домашнему насилию!» Я вспомнила, как презирала женщин, которые продолжали жить с мужиками, которые распускают руки. Трусихи, думала я. И дуры.

Неужели я попалась в ту же ловушку?

– Не знаю, – призналась я.

– Мне трудно представить, чтобы Бен кого-нибудь ударил, но нет ничего невозможного. Господи! Он даже меня заставил испытывать вину. Ты помнишь?

– Нет, – ответила я. – Не помню. Совсем ничего не помню.

– Черт! – выругалась она. – Прости. Я и забыла. Просто он как-то убеждал меня, что рыба – такое же животное, только без ног. Да он и мухи не обидит! Представить себе не могу.

Занавески колышет ветер. Где-то вдалеке идет поезд. На пристани кто-то кричит. На улице слышны ругань и звон бьющегося стекла. Я не хочу читать дальше, но заставляю себя продолжать.

У меня мурашки пошли по коже.

– Бен – вегетарианец?

– Веган, – смеется она. – И не говори мне, что ты и этого не помнишь.

Я вспоминаю тот вечер, когда он меня избил.

«Кусок колбаски, – записала я. – Горошек в густом соусе».

Я подошла к окну.

– Бен ест мясо, – отвечаю я, стараясь говорить медленно. – Он не вегетарианец. Во всяком случае, теперь. Может, все изменилось?

Снова воцарилась долгая тишина.

– Клэр? – (Она молчала.) – Клэр? Ты меня слышишь?

– Слышу, – отвечает она, и теперь ее голос звучал сердито. – Слушай, я ему позвоню. Я этого так не оставлю. Где он?

Я отвечаю не раздумывая:

– Еще в школе. Он сказал, что будет дома не раньше пяти.

– В школе? – переспросила она. – Ты хочешь сказать – в университете? Он читает лекции, да?

Я почувствовала, как во мне шевельнулся страх.

– Нет, – ответила я. – Он работает тут, в школе по соседству. Не помню, как она называется.

– И кем?

– Учителем. Химии, кажется. Он говорил. – Я чувствую вину: надо же, не знать, чем твой муж зарабатывает на жизнь, не помнить, на кого он пашет, чтобы мы могли жить в этом доме. – Я забыла.

Подняв глаза, я увидела отражение своего распухшего лица, и чувство вины улетучилось.

– В какой школе? – спросила она.