Ларс Кеплер - Контракт Паганини

Сальмана вырвало; человек в маске с сонным удивлением посмотрел на него.

Вероник проехалась спиной по стене, быстро дыша и пытаясь дотянуться руками до изувеченных ног. Другая женщина, казалось, пребывала в шоке — зелено-серое лицо, глаза, словно большие черные дыры.

— Твоя сестра что, психически нездорова? — с интересом спросил человек в маске. — Как ты думаешь, она вообще понимает, что происходит?

Он утешающе погладил Сальмана по голове и спросил:

— Мне изнасиловать твою сестру или застрелить твою жену?

Понтус не ответил. Кажется, он потерял сознание. Глаза закатились, и человек в маске отвесил ему оплеуху.

— Отвечай, мне застрелить твою жену или изнасиловать сестру?

Сестра Сальмана затрясла головой.

— Изнасиловать ее, — прошептала Вероник, тяжело дыша — Ну прошу тебя, Понтус, скажи, чтобы он изнасиловал ее.

— Изнасилуй ее, — шевельнул губами Сальман.

— Повтори.

— Изнасилуй мою сестру.

— Ладно. Это я мигом.

Аксель уставился вниз, на свои ноги. Ему изо всех сил хотелось услышать еще что-нибудь, кроме жалобных слов и диких, полных ужаса криков. Он пытался заполнить голову мыслями о музыке, пытался вспомнить пространства, которые являлись, когда кто-нибудь исполнял Баха. Залитые светом, пронизанные лучами солнца.

Наконец все стихло. Аксель поднял глаза на экран. Мертвые женщины лежали у стены. Человек в маске, дыша открытым ртом, стоял над ними, в одной руке нож, в другой — пистолет.

— Кошмар стал реальностью. Теперь можешь покончить с собой, — сказал он, бросил Понтусу пистолет и отошел в сторону, за камеру.

Сага перелезла через заградительную ленту и снова оказалась на дорожке. Любопытных прибыло, на большом фургоне явились телевизионщики. Полицейские пытались раздвинуть толпу, чтобы дать проехать «скорой помощи».

Все это осталось у Саги за спиной. Она пошла по выложенной плитками дорожке в чьем-то саду, мимо жасминовых кустов. Сага все ускоряла шаг и последний отрезок пути до своей машины почти бежала, прямо по газону.

— Девушка, — неожиданно сказал Йона в телефонной трубке. — Найди девушку. У Риссена в доме живет девушка. Он называл ее Беверли. Поговори с его братом Робертом. Ей лет пятнадцать, нужно ее отыскать.

— Сколько у меня времени, чтобы привезти сюда прокурора?

— Не так много, но ты успеешь.

По пути в Стокгольм Сага позвонила Роберту Риссену, но никто не ответил. Она позвонила на коммутатор Главного полицейского управления и попросила, чтобы ее соединили с помощницей Йоны, атлетически сложенной женщиной, которая когда-то выиграла олимпийскую медаль и которая упрямо красила ногти кричаще-красным лаком, а губы — светлой помадой.

— Анья Ларссон, — услышала Сага после короткого гудка.

— Здравствуйте, это Сага Бауэр из Службы безопасности. Мы недавно встречались у…

— Да, помню, — прохладно отозвалась Анья.

— Можете ли вы найти девушку, которую, возможно, зовут Беверли и которая…

— Я смогу выставить Службе счет?

— Да делайте что хотите, только найдите этот сраный номер, пока…

— Следите за языком, милочка.

— Забудьте, что я вам звонила.

Сага выругалась и зло засигналила машине, которая не трогалась с места, хотя загорелся зеленый свет. Она уже готова была нажать кнопку отбоя, когда Анья вдруг заговорила:

— Сколько ей лет?

— Лет пятнадцать.

— Ее фамилия Андерссон, но я не вижу ее телефонного номера. Возможно, у нее телефон без абонентской платы, ее нет в справочниках… есть только телефонный номер отца.

— Ладно, я позвоню ему. Вы можете сбросить номер мне на телефон?

— Уже.

— Спасибо, спасибо, Анья… Простите, что я нагрубила, просто я волнуюсь за Йону. Вдруг без поддержки он сделает что-нибудь не то.

— Вы с ним говорили?

— Это он попросил меня найти девочку. Я сама ее никогда не видела, не знаю… Он рассчитывал, что я ее найду, но я…

— Позвоните отцу Беверли, и я смогу искать дальше, — сказала Анья и отключилась.

Сага съехала на обочину и набрала присланный Аньей номер. Прямой номер — 0418, значит, Сконе. Может быть, Свалёв, подумала она, слушая гудки.

Где-то посреди Сконе, в обшитой еловыми досками кухне, мужчина снял телефонную трубку. Он только что вошел, а до этого час выпутывал зацепившуюся за соседскую колючую проволоку корову, которая сумела перешагнуть через «электрического пастуха». Пальцы у Эверта Андерссона были в крови, и он вытирал их о свой синий комбинезон.

Когда зазвонил телефон, взять трубку ему помешали не столько грязные руки, сколько чувство, что нет ничего, о чем ему хотелось бы теперь поговорить. Он нагнулся, посмотрел на определитель. Скрытый номер. Наверняка какой-нибудь продавец с неестественным голосом.

Телефон перестал звонить, но тут же затрезвонил снова. Эверт снова взглянул на дисплей и наконец ответил:

— Андерссон.

— Здравствуйте. Меня зовут Сага Бауэр, — послышался нервный женский голос. — Я из полиции, комиссар Службы безопасности. Мы разыскиваем вашу дочь, Беверли Андерссон.

— А что случилось?

— Она ничего не натворила, но я думаю, что она знает кое-что, что важно для нас.

— Она пропала? — слабым голосом спросил Эверт.

— Я рассчитывала, что вы сможете дать мне ее телефон.

Когда-то Эверт видел дочь своей наследницей. Он думал, что она продолжит традицию, будет жить в его доме, ходить в его сараи, хозяйственные пристройки и по его лугам.

Будет ходить по саду, который разбила ее мать, в заляпанных грязью зеленых резиновых сапогах, такая же толстая, как мать, но в кожаном пальто и с косой, перекинутой через плечо.

Однако Беверли уже в детстве была совсем другой. Это пугало его.

Она росла, и вместе с ней росло то, другое. Она отличалась от него, отличалась от своей матери. Однажды он зашел в сарай, когда Беверли была совсем маленькой, лет восьми-девяти. Она сидела в пустой тележке на перевернутом ведре и, закрыв глаза, что-то пела. Она вся ушла в звук собственного голоса. Эверт хотел прикрикнуть, чтобы она прекратила дурачиться, но светлое выражение на детском личике смутило его. С этой минуты он знал: в дочери есть нечто, чего ему не понять. И он перестал разговаривать с ней. Едва он пытался что-нибудь сказать, слова пропадали.

Когда мать Беверли умерла, в усадьбе воцарилось полное молчание.

Беверли начала надолго уходить из дома, могла пропадать где-то часами, иногда — сутками. Полиция привозила ее домой из мест, в которые она не знала, как попала. Ее мог увести с собой кто угодно. Ей было достаточно, чтобы с ней ласково заговорили.

— Мне нечего ей сказать. Так откуда мне знать ее номер? — по-сконски грубовато, словно через силу проговорил он.