Леви Тидхар - Усама [litres]

На холме над рекой стояли домики, и Джо добрался до них. Солнце припекало очень сильно. Завихрения пыли наперегонки гонялись друг за другом вокруг его ног. Издали горы казались голыми и неприступными без каких бы то ни было признаков растительности. Забравшись на холм повыше, Джо бросил взгляд на город внизу.

Залитый солнцем Кабул выглядел спящим. Легкая дымка заволакивала строения цвета пыли и отражалась от лениво ползущих машин. Где-то вдалеке ему слышались обрывки музыки, разговоров, игр детей. Еще один самолет полетел над горами, услышанный прежде, чем увиденный, огромная металлическая птица меняла курс, неспешно снижаясь, сверкая солнечными бликами на крыльях. Были внизу и озеро, и змеистая речка, и широкие, обсаженные деревьями проспекты, и узкая спираль переулочков: новый город теснил старый. А тот, казалось, прокалившись за несчетные годы сидения на солнцепеке, терпеливо выжидал в нескончаемом солнечном полдне.

Джо следил за тем, как снижается самолет. Звук его на спуске сделался громче, и в шуме двигателей слышались людские голоса, выкрики. Джо покачал головой: нет, нет, – однако выкрики продолжались, становясь все громче среди самолетного тарахтенья.

Он следил, пока голоса вокруг него не обратились в неистовство, а город внизу не начал меняться.

Он стал пропадать. На его глазах одни части города исчезали, зачернялись, другие двигались, увеличиваясь, уменьшаясь, город заполнялся дырами, которых не было прежде.

К гулу одного самолета присоединились другие: буря двигателей разрасталась над городом. Тени их пали на высохшую почву внизу, а из их сияющих подбрюший сыпались их яйца, темные металлические, матовые, со свистом рассекавшие воздух.

Ударяясь о дома, они обретали рождение: разбивалась скорлупа, и множество насекомых вылетало из куколок на свободу. Они расправляли крылья яркого пламени над городом, находя себе пищу на кирпичах, на телах людей, на металле. На глазах у Джо взрывались, разлетаясь, машины, дверцы, сиденья и пассажиры рвались и взлетали на воздух. Он видел дома без крыш и жилища, лишенные дверей, ребенка без головы, все еще прижимавшего к себе мячик одной безжизненной рукой. Самолеты темными тучами висели в небе над Кабулом. Они были перелетными птицами, летевшими строем и едва ли не надменно сбрасывавшими свой груз, словно бы город внизу, этот пустяк, обращавшийся в пустое место, сам собой валился в кучу у подножия гор и едва ли стоил их внимания.

Он взирал на город, как на шахматную доску из светлого и темного, зарево света разливалось по черным клеточкам площадей, разрасталось, менялось, оставляя позади себя выгоревшие остовы автомобилей, воронку на месте дома, упавшую куклу где-то в уличной витрине, стоящей прямо в пыли, с лязгающими деревянными шторками.

Джо слышал пушечную пальбу. Ракеты со свистом взмывали в небо. Он смотрел, как светящиеся пунктиры трассирующих пуль гонялись друг за другом, видел, как второе солнце вспыхнуло над Кабулом, когда раскрашенный в цвета пустыни вертолет обратился в яркую вспышку неожиданно прекрасного пламени. Он слушал крики, проклятья, слышал, как какой-то младенец пустился в бесконечный вой, пока вдруг не умолк, словно бы патефонная иголка рывком соскочила с пластинки. Он чуял запах дыма и мочи, горящего мяса и острые химические запахи, названия которых не знал. Там, внизу, исчезал и вновь появлялся город, окутывался дымом, который то и дело развеивался, позволяя разглядеть скрытый за ним иной мир. Джо не помнил, сколько времени он простоял там, высоко над городом Кабулом, глядя вниз.

Джо тряхнул головой, желая прояснить ее. Гул одинокого самолета давно улетучился, было тихо. Город внизу спал под солнцем. Ни звука не слышалось. Из труб валил дым горящих дров. Одна-единственная птица камнем упала вниз, выровнялась и плавно спустилась в спасительную тень. Джо отвернулся и пошел.

Тропинка вела его к приземистым домикам. Небо было ярким, распахнутым во все стороны пространством, цвет которого напоминал поразительную голубизну далекого-далекого океана. По пути Джо послойно ощупывал себя, как человек, беспокоящийся о шатающемся зубе. На склоне горы он чувствовал себя очень одиноким. Держаться в рамках позволяло то, что немного важнее имени, – профессия. Был такой человек по имени Джо, и был он сыщиком. Что им владело, что не позволяло совсем растерять себя как личность – оставалось вопросом. Здесь, наверху, он чувствовал себя как никогда ближе к небесам. Здесь, наверху, души мертвых носились в чистом, освященном воздухе. Здесь, наверху, был рай небесный.

Дом располагался в конце дороги. Кирпичи цвета грязи когда-то лизнула белая краска, местами она уже осыпалась. Низкая стенка окружала дворик дома, а в стену замысловатым завитком были вделаны чугунного литья ворота. Над трубой никакого дыма. Одинокая птичка щебетала где-то поблизости, не видимая глазу. Джо тронул ворота: не заперто. От его толчка створки со скрежетом раскрылись.

Вокруг дома клочками росла трава, перемежаясь с заплатками ссохшейся земли. Стоявший слева кран протекал, вода сочилась из него очень медленно, внизу росли два неухоженных кустика мяты. К одной из стен был прислонен велосипед со спущенными шинами.

Дом был погружен в сон, словно заколдованный.

У дома была веранда – пустая. За верандой – дверь. Дверь была сделана из простого дерева. Джо направился к дому, и с каждым шагом земля вокруг него, казалось, раздавалась и сжималась одновременно, словно бы попал он в странную область пространства и времени, некое обнаженное своеобразие. За глазами сидела боль, не бывшая физической. Выходило так, будто все, из чего он состоял, все ниточки его существа начинали приходить в негодность.

Вопрос на какое-то время удерживал его в целости. Ступив на веранду, Джо встал не шелохнувшись, вслушался. Не раздавалось ни звука. Даже одинокая птичка перестала петь. Дом замер, в нем повисла тишина, но не гулкая, рождающая эхо, а немая: молчание забытых вещей, тишина заброшенных жизней. Плюшевый мишка с оторванными глазами прислонился спиной к стене, его плюшевую шкуру покрывали пятна краски и плесени. Джо постучал в дверь. Ответа не последовало.

Он дернул дверь на себя, и она открылась.

Свет из окна мягко падал на потертый афганский ковер. В комнате было прохладнее, чем на улице. Воздух доносил шепот ветра. На потолке висел вентилятор – недвижимый. В комнате носился знакомый запах, хотя ощущался он не сразу. Стояли два больших, удобных на вид кресла, сквозь дыры в ткани на них торчала набивка. На низком кофейном столике стояла пепельница с тремя сигаретными окурками, лакированную столешницу совсем не красили пересекающиеся кольца следов горячих стаканов в местах, где их ставили и убирали. В дальнем конце дверь вела на кухню. Левую стену занимал высокий книжный шкаф. У правой стены, напротив окна стоял большой письменный стол. По столу разбросаны полураскрытые книги. Еще на столе лежали конверты, бумаги, ручки, монеты, морские раковины, резинки, сломанный степлер, небольшие округлые камни, два птичьих пера, точилка для карандашей, закрытый пузырек чернил: фантастическая карта сокровищ с горами, долинами, пропастями и родниками. В центре стола горой возвышалась пишущая машинка. В нее вставлен лист бумаги. Кресло от стола отодвинуто, словно бы обитатель комнаты удалился на время и скоро вернется, чтобы вновь усесться в него.