Андерс де ла Мотт - Конец лета

И вот Монсон сидит здесь один, с желудком, полным жгучей кислоты, а метрах в пятидесяти от его кабинета сидит в камере проигравший, так сказать, карточный Черный Петер… Монсон оторвал сразу два пакетика «Самарина» и высыпал содержимое в стакан с водой.

В прошлые ночи ему снились кошмары про насосную. Томми Роот привез мальчика туда и держал прикованным к той отвратительной кровати, в этом Монсон был уверен. Но хотя там все обыскивали целую неделю и с четырьмя полицейскими собаками прочесали сначала ближний лес, а потом — территорию вокруг насосной, следов мальчика не обнаружилось. Северный лес и горы, на которых он располагался, растянулись на пятнадцать квадратных километров. Там и балки, и обрывы, и болота, и места, где чаща такая густая, что солнечные лучи не достигают земли. Роот знал их как свои пять пальцев. Знал, где можно спрятать тело так, что его не найдут никогда.

Пятна крови — что в насосной, что в «амазоне» Роота — тоже не дали однозначного ответа. Мешанина из крови разных зверей. Лабораторные техники не смогли ни подтвердить, ни исключить возможности того, что там имеется и человеческий материал. Лайла, наблюдавшая, как Роот пытался выманить Билли из машины, конечно, стояла на своем, но она видела их с расстояния, и прокурору было сомнительно, что суд поверит, будто ей удалось хорошо разглядеть Томми Роота.

Главный прокурор Хаммарлунд — так же, как городские полицейские и суд первой инстанции, — не понимал, что люди здесь издавна узнают друг друга по осанке, походке, одежде, по марке машины, а не только в лицо. Но объяснять все это не имело смысла. Происшествие на автозаправке было лишь косвенной уликой, а не железобетонным свидетельством вины Роота.

Сам Роот объявил, что не прикасался к мальчику, а потом замолчал, хотя Борг и Буре терзали его вопросами по несколько часов в день. Оба говорили все громче и потели все обильнее, пока Роот молча сидел в допросной рядом со своим адвокатом, и на губах его играла та самая высокомерная ухмылка. Страх, мелькнувший у него на лице на первом допросе и потом, позже, когда Аронсон заглядывал в камеру, испарился. Да и откуда ему было взяться?

На последней встрече адвокат защиты, назначенный Рооту судом, со всей ясностью продемонстрировал слабые места в полицейском расследовании: отсутствие тела, отсутствие улик, отсутствие свидетелей. Ничто не могло повысить степень подозреваемости его подзащитного и заставить суд первой инстанции продлить арест.

Телекс, который Бритт из приемной только что положила Монсону на стол, недвусмысленно свидетельствовал: прокурор согласен с адвокатом:

«Главный прокурор Й. Хаммарлунд сегодня, в 17.12 принял следующее решение: Томми Роот, род. 21.10.1947 г., должен быть незамедлительно освобожден из-под стражи».

Монсон опрокинул в себя «Самарин», пролив немного на форменную рубашку. Жаль, что в стакане не содержалось чего-нибудь покрепче.

Это его дело, Борг и Буре об этом позаботились. И теперь именно ему придется отпустить на свободу убийцу ребенка. Роот, конечно, останется главным подозреваемым, и формально расследование продолжится еще несколько недель или месяцев. Полицейские будут работать интенсивно и непредвзято, именно это ему придется сказать Нильсонам и прессе. Монсон понимал, как неубедительно прозвучат его слова. В поселке и так уже догадывались, чем все кончится. Томми Роот выйдет на свободу, а Нильсоны так никогда и не узнают, что же случилось с их малышом.

Монсон закрыл глаза и тяжело сглотнул, ощутив, как «Самарин» столкнулся с изжогой где-то на полпути к желудку. Твою же мать .

Он тяжело поднялся со стула и открыл дверь. Воровато глянул в сторону приемной. Рабочий день уже кончился, но вместо того чтобы собираться домой, обе секретарши шептались с двумя полицейскими в форме. Судя по их жестам и мимике, Бритт уже успела поделиться с ними содержанием телекса. Монсон повернулся и зашагал к арестантской. Взгляды полицейских жгли ему спину.

Дробовик — оружие несложное. Два ствола, столько же патронов. Целиться особо не надо — просто возьми на мушку и спусти курок. Если цель находится от тебя метрах в десяти, ты с гораздо большей вероятностью попадешь, чем промахнешься. И, в отличие от пулевого оружия, неважно, куда ты попадешь. От раскаленной дроби у жертвы упадет давление, и сердце остановится мгновенно. Дичь погибает скорее от шока, чем от самой раны.

Слова дяди Харальда стучали где-то в затылке, пока Вероника заглядывала в приоткрытую калитку. Звук, который она уже слышала, стал теперь отчетливее, но щель оставалась слишком узкой, и Вероника не могла разобрать, откуда он исходит.

Вероника вдохнула, выдохнула и протиснулась в щель; она старалась не задеть калитку и двигаться так, чтобы петли не заскрипели. Оказавшись в розарии, она тут же прижалась спиной к стене и повела дробовиком. В розарии стояла тишина. Единственное движение, которое она уловила, исходило от подвески-«ветерка», свисавшего с потолочной балки беседки и издававшего тихое металлическое позвякивание. За исключением глубоких теней под большими кустами, беседка возле роз «магдалена» была единственным местом, которое не полностью просматривалось. Вероника знала, что в беседке стоит скамья. Отличное укрытие — может быть, даже единственное во всем саду.

Она медленно двинулась вперед, ощущая босыми ступнями неровные плитки дорожки, холодные и шершавые. Красноватые, почти розовые плитки под лунным светом казались белыми.

Звук «ветерка» изменился, стал слабее и не таким ритмичным, а когда Вероника начала обходить беседку, небо затянуло тучами. В саду сделалось почти черно. Вероника остановилась, давая глазам привыкнуть к темноте. Но прежде чем ночное зрение обострилось, тучу унесло, и розарий снова залило белым светом. Скамейка была всего в нескольких метрах. В беседке никого не оказалось.

Вероника опустила ружье. Может, это все — игра ее воображения? Последствие того, с чем она столкнулась дома? А звук, который она услышала, на самом деле исходит от «ветерка»?

Ей уже почти удалось переубедить себя, когда она вдруг поняла, что это не так. «Ветерок» почти умолк, однако тонкие металлические стерженьки еле заметно покачивались, издавая ломкие звуки. В остальном розарий был неподвижен, как и окружавший его сад. Ветер стих.

За спиной у Вероники что-то задвигалось, и она обернулась. Успела заметить, как закрывается калитка. Услышать шаги за стеной.

Проклятье!

Вероника бросилась вперед, навалилась плечом и сдвинула дверцу на несколько сантиметров, а потом калитка застопорилась. В щель Вероника увидела, что задвижка упала. Ее заперли. Вероника снова громко выругалась и оглянулась в поисках выхода. Заметила деревянную лестницу возле парников.