Джейн Корри - Ваш муж мертв [litres]

– Спасибо, что не рассказала им про меня, – шепотом произношу я, чтобы никто не услышал.

Мамины глаза смотрят испуганно.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

Все она прекрасно понимает. Однако ее слова звучат уж очень убедительно. Она настоящий мастер врать.

– Знаешь, мама, – медленно говорю я, – я люблю тебя всем сердцем. Но иногда я не могу понять, правду ты говоришь или нет. А ведь мы с тобой команда, ты это помнишь? Значит, мы должны всегда поддерживать друг друга. Но это невозможно без полной откровенности. Так что, может, ты все-таки хочешь что-то мне рассказать?

В маминых глазах мелькает выражение, говорящее о том, что я задела ее за живое. Правда, в прошлый раз мне тоже это удалось – и вот что из этого вышло!

– Нет, – колеблясь, отвечает она.

– А мне кажется, ты хочешь сказать что-то другое.

Мама обхватывает голову руками. Я замираю в тяжелом предчувствии.

Потом она поднимает голову. Лицо у нее искажено от боли.

– Я думала, об этом кто-нибудь расскажет на суде Вики Гаудман, но ничего подобного не произошло. – Мама вытирает глаза.

– Расскажи мне сейчас. Пожалуйста.

– Я не могла сделать этого раньше, потому что сначала ты была слишком маленькой, а потом все не находилось подходящего момента.

Мне вдруг становится очень страшно.

Мама вздыхает.

– Когда полиция разлучила нас с тобой в парке, я была беременна.

Что?

– Отцом был один из моих приятелей.

Я вспоминаю всех тех «дядек», бывавших у нас дома и приносивших мне шоколад с фруктово-ореховой начинкой или катавших на мотоцикле.

– Который из них?

– Не важно. Но он и слышать ничего не желал о ребенке. – Мама громко засопела. – Ты и моя деточка – это единственное, что помогало мне держаться, когда я оказалась в тюрьме. Мы жили в блоке матери и ребенка, но моя малышка могла быть со мной только до полутора лет.

Мне не разрешали навещать маму некоторое время после того, как ей увеличили срок из-за ее поведения, но у меня остались смутные воспоминания о том, что до этого она ходила в каком-то мешковатом платье. Тогда я не придала этому особого значения. А сейчас понимаю, что она, очевидно, была беременна.

– Малышка? – не веря своим ушам, повторяю я. – У меня есть сестра?

Мама смотрит на меня полными слез глазами.

– Тюремное начальство заставило меня отдать ее на усыновление. Я умоляла их, в том числе Вики Гаудман, рассмотреть возможность того, чтобы мою дочку просто передали в приемную семью. Тогда я смогла бы потом общаться с ней. Но мне сказали, что, учитывая мою плохую характеристику и поведение, усыновление было «оптимальным вариантом в интересах ребенка». – Мама тихонько всхлипывает. – Они хотели отдать на усыновление и тебя, но поскольку ты уже жила в приемных семьях и была старше, они решили оставить все так. Если бы тебя усыновили, у тебя появилась бы другая мама вместо меня.

В голове у меня настоящий вихрь.

– А где теперь моя сестра?

– В том-то и дело, детка. Я не имею права этого знать. Так же, как и ты. Ей сейчас около десяти. Нам остается только надеяться, что, когда ей исполнится восемнадцать, она попытается нас найти.

– Как ты ее назвала?

– Алиса. – Слезы текут по маминому лицу. – В честь Алисы в Стране чудес. Ты помнишь – это была твоя любимая книжка?

Чувства во мне бьют через край. Сестра? Интересно, как она выглядит? Может, я когда-нибудь проходила мимо нее на улице? А что если она не захочет найти нас с мамой, когда станет взрослой? Что если мамы к тому моменту уже не будет?

И тогда я вдруг принимаю решение. Сначала, после исчезновения Дэвида, мне казалось, что эта незапланированная беременность – катастрофа для меня и нужно что-то делать. Однако потом мое тело изменилось. У еды появился металлический привкус. Грудь начала болеть. Каждое утро тошнило. Каким образом крошечное нечто могло делать со мной все это? Когда я увидела наконец это «нечто», сосущее палец на снимке УЗИ в три месяца, то поняла, что не смогу сделать аборт. Пусть будет усыновление, решила я, мой ребенок должен иметь шанс на лучшую жизнь. Однако, если честно, у меня начали появляться сомнения с того момента, когда я почувствовала первый толчок. И вот теперь – когда я узнала, что маме пришлось отказаться от моей сестры и это было очень тяжело для нее, – я наконец все решила.

– Я буду сама растить ребенка, – выпаливаю я.

Мамины глаза в мгновение проясняются.

– Как я рада! Внук будет давать мне сил жить дальше!

Я чувствую одновременно облегчение и страх. Мне предстоит родить в ближайшее время. Как я буду справляться с ребенком?

– Тебе нужно сделать ДНК-тест, сразу же, как родишь, чтобы ты могла подать на алименты, – добавляет мама, прищурив глаза.

Я решительно качаю головой:

– Я не собираюсь этого делать.

– Почему нет, черт побери?

– Не хочу ничего у него выпрашивать. А если когда-то дойдет до наследства – мне не нужны его грязные деньги. Я сама справлюсь.

Мне хотелось бы сказать – так же, как мы с тобой, но это была бы неправда. Мы не справились.

Вместо этого я мысленно клянусь себе, что у меня все будет по-другому.

Тело, найденное на берегу Дедманс-Крик в Северном Корнуолле, было опознано: погибшей оказалась 49-летняя Джеки Вуд, бывший тюремный надзиратель.

По свидетельству очевидца, женщина стояла некоторое время на вершине скалы, прежде чем броситься вниз. Впоследствии в доме погибшей была обнаружена предсмертная записка. Полиция сообщает, что расследование по этому делу завершено.

15 ноября 2018

Я последовала совету своего адвоката и осталась в Пензансе. Несмотря на мои страхи, что я стану объектом любопытства, жалости или насмешек (или всего одновременно), люди здесь, напротив, как будто заботились обо мне.

– Какой-то журналист пытался тут вчера что-то вынюхивать, – сообщает мне одна из соседок. – Послала его подальше. Кстати, благодаря вашим сеансам я стала намного лучше спать. Вот ведь странно. Никогда раньше не приходило в голову пойти на ароматерапию, пока вы тут у нас не появились.

Это греет душу. Еще я записалась на йогу, но мне, конечно же, пришлось потихоньку предупредить инструктора, что у меня эпилепсия.

– Правда, у меня давно уже не было приступов, – добавляю я, скрестив пальцы, чтобы не сглазить.

– Не беспокойтесь, – заверяет она. – У моей племянницы то же самое. Я знаю, как действовать, если что. Это встречается чаще, чем может показаться.

Это точно.

В свободное время я прогуливаюсь по побережью. Свежий воздух дает мне безграничное ощущение свободы. Я читаю. Но только не новости.

Однако я не могу избавиться от навязчивого ощущения, что все же что-то не так. Это связано не только с тем, что Патрик так и не объявился. Я думала, его слежка за Зельдой означала, что я все еще была ему в какой-то степени небезразлична. Но, очевидно, я ошиблась.