Джонатан Келлерман - Обман [litres]

– Ну да, ну да, он чертовски предусмотрителен – и при этом на самом видном месте оставил бейсболку… Может, она свалилась с его чертовой башки, когда он разжигал чертов огонь, и ему не хватило смелости ее вытащить? Может, он решил, что чертов огонь все равно все спалит к чертовой матери?

Я ничего не ответил.

– Брось-ка играть со мной в молчанку, сынок!

Майло позвонил в Сан-Антонио, хотел узнать, как закончился первый рейс полицейской машины мимо жилища Гизеллы Мендоса. Узнал, что безрезультатно – полицейские не увидели ничего подозрительного.

– Мучат сомнения – предайся обжорству!

В закусочной «Могол» женщина в очках навалила ему в тарелку понемногу всего, что у них было, и добавила омара прямо с жаровни.

– Хоть кто-то на свете меня любит, – пробормотал Майло, заталкивая салфетку себе под подбородки.

Женщина неожиданно просияла.

Шон Бинчи вошел в закусочную, когда Майло приканчивал третью порцию рисового пудинга.

– Не хотел отрывать вас от еды, мой лейтенант, но этот тип позвонил второй раз за полчаса; говорит, что он насчет Мартина Мендосы. Я набирал ваш мобильник, но вы не ответили.

Майло покопался в карманах, вытащил телефон и раскрыл его.

– Случайно выключил. – Косой взгляд в мою сторону. – Впрочем, если Фрейд не ошибался, люди ничего не делают случайно.

– Фрейд ошибался сплошь и рядом, – сообщил я. – Хотя в данном случае тебе видней.

Майло повернулся к Бинчи.

– И что этот тип сказал про Мендосу?

– Ничего, кроме того, что хотел бы поговорить о нем с вами.

– Спрашивается, откуда он знал, что говорить надо именно со мной?

– Без понятия, мой лейтенант. – Бинчи вытащил блокнот. – Его зовут Эдвин Кентен, вот номер.

– Кентен собственной персоной?

– Угу. А что тут такого?

– По моим сведениям, он сам и пальцем не шевельнет, для этого есть слуги.

Кентен немедленно опроверг это вздорное утверждение, лично ответив на звонок Майло. Слегка носовой, высокий голос с немного певучим акцентом. Флорида или Южная Джорджия.

– Лейтенант Стёрджис, спасибо, что сразу перезвонили.

– Не за что, мистер Кентен. Кто вам посоветовал ко мне обратиться?

– Я узнал ваше имя от родителей Марти Мендосы и хотел поговорить с вами о Марти. Я знаю, сэр, что вы очень занятой человек, но если у вас найдется для меня минутка, я был бы крайне признателен. Мы можем встретиться за чашкой чая у меня в офисе. Это в Вествуде, бульвар Уилшир, рядом с Брокстон-авеню.

– Когда будет лучше, мистер Кентен?

– На ваше усмотрение, лейтенант.

– Я мог бы подъехать через двадцать минут.

– Я сообщу смотрителю парковки.

Грациозное четырнадцатиэтажное офисное здание, одетое в кирпич и известняк и коронованное фигурной крышей, украшало собой юго-западный угол перекрестка бульвара Уилшир и Глендон-авеню. А за этим чудом архитектуры торчало другое, пятнадцатиэтажное, которое оккупировала империя Эдвина Кентена – подчеркнуто уродливый белый параллелепипед с кричаще-синими оконными стеклами.

– Как будто сувенир – и коробка, в которой он был, – оценил контраст Майло.

«Кей-Эн-Ти энтерпрайзис» занимала верхний этаж упаковочной коробки, и попасть туда можно было исключительно на лифте с надписью «Только по пропускам» и замочной скважиной вместо кнопки вызова. Парковкой заведовал малый с фигурой вышибалы и широченной улыбкой, глубиной напоминающей переводную картинку. Он позвонил, чтобы доложить о нашем приезде, затем, получив подтверждение, дважды повернул ключ в замке лифта.

– Мистер Кентен вас ждет. Всего наилучшего.

Выйдя из лифта, мы оказались в приемной без единого окна с тускло-белыми стенами и ворсистым ковром цвета детской неожиданности. Дверь без таблички в дальнем конце приемной была выкрашена серой краской. Из удобств имели место четыре расставленных как попало складных кресла и журнальный столик. На столике также имелись прозрачная банка с раскрошившимся печеньем, три бутылки дешевой минералки и две готовые обрушиться в любой момент стопки старых журналов.

Нас встретил невысокий полноватый мужчина лет шестидесяти пяти или даже семидесяти: макушка лысая, над заостренными, как у эльфа, ушами – седые завитки. Животик, обтянутый светло-голубой шелковой рубашкой, нависал над розовыми льняными брюками, опускавшимися на белые лакированные туфли. Рубашка подходила по цвету к внимательным глазам, брюки – к алмазному перстню на мизинце. Циферблат наручных часов размером поспорил бы с иными мобильниками. Мужчина некоторое время поизучал нас, потом, сделав выбор, обратился к Майло:

– Лейтенант? Я – Эдди Кентен.

– Приятно познакомиться, сэр. А это – Алекс Делавэр.

– Взаимно. Проходите, ребята.

Загорелое лицо Кентена было правильной круглой формы. Круглыми также были грудная клетка и животик, все вместе выглядело как три яблока – одно на другом. Когда он повернулся к двери, каждый шарик двигался как бы сам по себе. Казалось, Кентен того и гляди рассыплется на части, и я поймал себя на том, что уже готов при первой необходимости броситься на помощь.

Мы проследовали через целый лабиринт передвижных стенок, отделяющих одно рабочее место от другого. Человек двадцать или около того работали за компьютерами или негромко беседовали по телефону. Некоторым Кентен помахал рукой, каждому – улыбнулся. Мы постепенно приближались к кабинету, занимавшему дальний угол офисного пространства. От шедшего впереди Кентена порывами долетал имбирный запах бритвенного лосьона.

Личный кабинет Кентена был предсказуемо большим и с окнами из синего стекла, однако вид на север и запад закрывали более высокие здания. На востоке едва различались крыши многоквартирных домов рядом с Сенчури-Сити. Только юг был виден хорошо – километр за километром малоэтажных домов и торговых центров, а уже за Инглвудом – взлетно-посадочные полосы аэропорта.

Дешевого вида рабочий стол был завален бумагами, за исключением отдельных участков, столь же плотно заставленных фотографиями в рамках. Несколько фотографий смотрели в сторону посетителей. Свадьба молодого, еще не столь округлого и коротко стриженного Кентена в военной форме с костистой женщиной на голову выше своего жениха, а также куча детей и внуков, запечатленных на разных стадиях развития. Для переговоров здесь стояли круглый раскладной столик и несколько пластиковых стульев. Электрический чайник, кучка разбросанных чайных пакетиков и еще одна банка крошащегося печенья, очевидно, представляли собой угощение для гостей.

– Чайку, ребята? – предложил Кентен.

– Спасибо, сэр, мы не будем.

– А я, с вашего позволения, не откажусь. – Кентен распечатал пакетик бергамотового чая, залил кипятком, ухватил одно печенье и принялся им хрустеть, не обращая внимания на крошки, сыплющиеся на шелковую рубашку. Потом подул на чай и поджал губы от удовольствия: – Люблю горяченький… Спасибо, что нашли для меня время.