К Тюдор - Похищение Энни Торн

Примерно в тот период я вновь взял в руки карты. Найти знакомых, которые были тоже не прочь сыграть партию-другую после работы в пабе, труда не составляло. Как и пьяницы, азартные игроки всегда находят друг друга. Но уже очень скоро дружеских игр на несколько фунтов стало недостаточно.

И именно тогда, как это обычно и бывает, мне встретился один человек. Человек, который все изменил. Черт, садящийся тебе на плечо. Я был слегка навеселе и уже собирался уходить, когда один из завсегдатаев – тощий, болезненного вида тип, чьим именем я никогда даже не интересовался, – подошел ко мне и прошептал: «Интересует настоящая игра?»

Надо было сразу ответить ему «нет». Улыбнуться, сказать, что уже поздно, что через несколько часов мне нужно идти на работу, не говоря уже о необходимости проверить целую стопку домашних заданий. Напомнить самому себе, что я учитель, а не карточная акула. Я ездил на тойоте, пил кофе в сетевых кофейнях и ел обычные сэндвичи. Это был мой мир. Я должен был просто уйти, поймать такси, приехать домой и продолжать жить дальше.

Только так мне и следовало поступить. Однако я этого не сделал.

«Куда идти?» – спросил я.

Глорию я встретил гораздо позже, когда понял, что оказался на дне, когда долги стали сыпаться мне под ноги, как неразорвавшиеся гранаты, когда я бросил работу и продал свою тойоту, когда мне стал отказывать каждый уважающий себя ростовщик. Однажды вечером меня затащили в фургон, в котором сидела она, улыбаясь своей улыбкой американской чирлидерши и американской же психопатки…

Вот тогда я выкрикнул: «Нет! Прошу, нет!»

Я хромаю не из-за аварии, случившейся двадцать пять лет назад, хотя некоторое время я действительно из-за нее хромал. Однако к тому моменту, когда я оказался в том фургоне, эта хромота уже давно прошла, а шрамы зажили. Приложив розовый ноготь к моим губам, Глория мило прошептала:

– Не нужно просить, Джо. Не выношу мужчин, которые упрашивают.

И я перестал упрашивать. Я стал кричать.

Она постучала пальцами по рулю. Этой ночью ее ногти были покрыты красным лаком с блестками. В колонках играла музыка Human League.

При этих аккордах словно каждый атом моего тела сжимался от ужаса. Глория любила причинять людям боль и слушать музыку восьмидесятых. Меня же тошнило от таких певиц, как Синди Лопер. Именно поэтому я никогда не ходил на вечеринки в стиле восьмидесятых.

– Как ты меня нашла?

– У меня свои методы.

Мое сердце замерло.

– Только не Брендан.

– О нет. С Бренданом все в порядке. – Она взглянула на меня с укором. – Я не трогаю людей без причины. Даже тебя.

Я почувствовал облегчение и какую-то глупую благодарность. А затем мне пришла в голову другая мысль:

– А что с теми двумя? Которые напали на меня?

– А, с Тупым и Еще Тупее? Вывих плеча и сломанный нос. Я не особо усердствовала. Но даже этого хватило, чтобы заставить их дать чесу.

Даже не сомневаюсь, подумал я. Готов поспорить, что хватило. Возможно, Глория и выглядела как хрупкая фарфоровая кукла, но единственной куклой, с которой у нее было хоть что-то общее, была кукла-убийца из фильма ужасов «Детская игра». По слухам, в детстве Глория была гимнасткой, но затем перешла в единоборства, где ее отстранили от соревнований после того, как она отправила соперницу в кому. Эта женщина была быстрой, сильной и знала каждую уязвимую точку на человеческом теле. Включая те, которые еще не были известны анатомии.

Она опять посмотрела на меня.

– Они бы могли убить тебя, если бы я не вмешалась.

– И сделать за тебя твою работу.

– Фу, – сказала Глория обиженно. – От мертвого тебя мне нет никакой пользы. Мертвецы не выплачивают долгов.

– Это звучит обнадеживающе.

– А Толстяк все еще хочет получить свою наличность.

– Люди действительно так его называют? Или же он просто позаимствовал имя у героя комиксов?

Она сдавленно хихикнула.

– Видишь ли, вот именно из-за таких комментариев он посылает за тобой людей вроде меня.

– Какой милый парень. Надо будет как-нибудь с ним встретиться.

– Не советовала бы.

– Я работаю над тем, чтобы собрать деньги. У меня новая работа.

– Прости меня за прямоту, Джо, но несколько фунтов делу не помогут. Тридцать штук. Именно столько хочет получить Толстяк.

– Тридцать? Но это гораздо больше, чем…

– В следующем месяце он захочет сорок. Ты знаешь, как это работает.

Я кивнул, поскольку определенно знал, и сказал:

– У меня есть план.

– Слушаю.

– Здесь живет один человек. Он хочет, чтобы я покинул деревню. Очень сильно хочет.

– Это ведь не тот самый человек, который подослал этих отморозков избить тебя?

– Он самый.

– И за это он отвалит тебе толстую пачку наличности?

– Да.

– С чего такая щедрость?

Из-за того, что произошло. Из-за того, что он сделал. Из-за того, что, как он сказал сам, у него сейчас хорошая жизнь, которую я с легкостью могу разрушить.

– Он мне должен, – произнес я вслух. – И он очень не хочет, чтобы я устроил ему неприятности.

– Интересно. Кто этот человек?

– Член сельсовета и успешный предприниматель.

Включив поворотник, она свернула к деревне.

– Мне нравятся публичные фигуры. Существует очень много способов разрушить их жизни, не правда ли?

– Никогда о таком особо не задумывался.

– О, зря. Они – самые легкие жертвы. У них много всяких благ, которые очень легко отобрать.

– В таком случае я неуязвим.

– Ну, неуязвимых нет в принципе. Однако от физической боли оправиться действительно проще всего.

Вероятно, в тот момент каждая клеточка моего тела хотела возразить ей. Но я промолчал. Говорить с Глорией о боли было не лучшей идеей. Это все равно что осуждать сафари, говоря с браконьером.

Некоторое время мы ехали молча. Наконец она вздохнула.

– Ты мне нравишься, Джо…

– У тебя забавный способ это демонстрировать.

– Я слышу в твоем голосе нотки сарказма.

– Ты искалечила меня.

– На самом деле я не дала тебе превратиться в калеку. – Подъехав к коттеджу, она поставила машину на ручной тормоз. – Толстяк хотел, чтобы я сломала тебе здоровую ногу.

Она повернулась и мягко положила руку мне на бедро.

– К счастью для тебя, я – всего лишь обыкновенная дурочка из Манчестера, которая все перепутала.

Я взглянул на нее.

– Ты хочешь, чтобы я тебя поблагодарил?

Она вновь улыбнулась, и эту улыбку можно было бы назвать приятной, если бы ее голубые глаза не были такими безжизненными. Если глаза – зеркало души, то в зеркале Глории отражались лишь пустые комнаты, устланные окровавленными простынями.

Ее рука скользнула с моего бедра к колену, и она его сильно сжала. Для миниатюрной женщины ее хватка была очень крепкой. В других обстоятельствах это было бы здорово. Однако в тот момент я едва не задохнулся. Боль была настолько сильной, что я не мог даже закричать и уже думал, что вот-вот потеряю сознание, когда она меня отпустила. Схватив ртом воздух, я откинулся на спинку сиденья.