К Тюдор - Похищение Энни Торн

– Еще кое-что, мистер Торн…

– Да?

– Чек на предоплату.

– А что с ним?

– Я уверен, что это какая-то ошибка, но… мы его еще не получили.

– Серьезно? – Я покачал головой. – С каждым годом почта работает все хуже, не правда ли?

– Ну, это не проблема. Если бы вы смогли…

– Разумеется.

Я сунул руку в карман пиджака и вытащил оттуда чековую книжку. Майк Беллинг протянул мне ручку. Опершись на подлокотник потрепанного дивана, я нацарапал чек, оторвал его и протянул риелтору.

Он улыбнулся. Однако стоило ему взглянуть на чек, как улыбка сошла с его лица.

– Чек на пятьсот фунтов. Задаток плюс арендная плата за первый месяц составляет тысячу.

– Верно. Однако теперь я увидел коттедж собственными глазами. – Оглядевшись, я состроил недовольную гримасу. – Говоря начистоту, это дыра. Здесь холодно, сыро и воняет. На такое не каждый бомж позарится. Вы даже не озаботились тем, чтобы приехать сюда и включить отопление до моего прибытия.

– Боюсь, это неприемлемо.

– Тогда ищите себе другого арендатора.

Это называется блефом. Я увидел, что он колеблется. А свою слабость нельзя показывать никогда.

– Или, возможно, вы просто не можете его найти? Возможно, никто не хочет жить в этом месте из-за того, что здесь произошло? Я имею в виду то небольшое убийство-самоубийство, о котором вы забыли упомянуть.

Его лицо напряглось, словно кто-то засунул раскаленную кочергу ему в зад. Он сглотнул.

– По закону мы не обязаны информировать арендаторов…

– Нет. Однако, возможно, так было бы правильно с моральной точки зрения? – Я мило улыбнулся. – С учетом всего этого, полагаю, что значительная скидка при выплате задатка – это наименьшее, что вы можете предложить.

Его челюсти сжались, а правый глаз слегка дернулся. Вероятно, ему хотелось нагрубить мне, а возможно, даже ударить меня. Однако в этом случае он потерял бы свою чудесную работу с зарплатой в двадцать штук в год плюс комиссионные. Как бы он тогда смог покупать дорогие костюмы и сверкающие черные ботинки?

Он сложил чек и убрал его в папку.

– Разумеется. Никаких проблем.

Свои пожитки я распаковал быстро. Я не вхожу в число скопидомничающих людей. Никогда не видел смысла в украшениях, а фотографии хороши тогда, когда у тебя есть семья и дети. У меня их нет. Одежду я ношу, пока она не износится, а затем меняю на точно такую же.

Хотя исключения бывают у всех. В моем случае это были две вещи, лежавшие на дне моего небольшого чемодана. Одной из них была потертая колода карт. Я положил ее себе в карман. Некоторые картежники носят талисманы на удачу. Я в удачу не верил до тех пор, пока не стал проигрывать. После этого я начал винить ее, свои туфли, то, как сложились чертовы звезды. Все, кроме себя самого. Так что мои карты – это нечто противоположное талисману. Напоминание о том, как я облажался.

Вторая вещь была больше. Она лежала, завернутая в газету. Я вынул ее и положил на кровать с такой осторожностью, словно она была живым ребенком, а затем аккуратно развернул.

Маленькие пухлые ножки торчали вверх. Крошечные ручки были сжаты в кулачки. Блестящие светлые волосы рассыпались кудряшками. Пустые голубые глаза смотрели на меня. По крайней мере один из них. Другой тарахтел в глазнице, глядя под странным углом, словно бы заметив что-то интересное и забыв сообщить об этом своему собрату.

Взяв куклу Энни, я усадил ее на комод, чтобы она смотрела на меня своим косым взглядом каждый день и каждую ночь.

Оставшуюся часть дня и весь вечер я шатался по дому, стараясь согреться. Если я сижу неподвижно слишком долго, моя нога начинает ныть. Холод и сырость коттеджа лишь усугубляли это ощущение. Похоже, батареи грели не слишком хорошо. Вероятно, они были завоздушены.

В гостиной была дровяная печка, но, обыскав весь коттедж и небольшой сарай во дворе, я не нашел ни одного полена. Зато в шкафу обнаружился старый электрообогреватель. Я включил его, и воздух наполнился горелым запахом из-за покрывавшего нагревательные элементы толстого слоя пыли. Впрочем, его теплоотдача должна быть хорошей – если только он не убьет меня током.

Несмотря на довольно-таки обветшалый внешний вид, можно было сказать, что, вероятно, когда-то это был уютный семейный дом. Ванная и кухня были обшарпанными, но чистыми. Сад на заднем дворе был таким длинным, что в нем можно было играть в футбол; он плавно переходил в открытую сельскую местность. Хорошее, комфортное и безопасное место, чтобы растить мальчика. Вот только он так никогда и не вырос.

Я не верю в призраков. «Не бойся мертвецов, милый. Бойся живых», – любила говорить мне бабушка. Она была почти права. Во что я верю – так это в то, что, если где-то произошло что-то плохое, человек, оказавшись в таком месте, может чувствовать эхо таких событий даже по прошествии времени. Они вплетаются в ткань нашей реальности подобно тому, как следы отпечатываются в бетоне. Оставившая отпечаток вещь давно исчезла, однако от него самого ты уже никак не избавишься.

Возможно, именно поэтому я все никак не мог заставить себя зайти в его комнату. Я не испытывал проблем с тем, чтобы жить в этом коттедже, однако это не означало, что с самим коттеджем все было в порядке. Да и разве могло быть иначе? В его стенах произошли ужасные вещи, и дом это помнил.

Я не выходил за продуктами, однако я и не был голоден. В восьмом часу я открыл бутылку бурбона и налил себе чуть больше половины стакана. От ноутбука толку не было, поскольку я еще не разобрался с интернет-соединением. Оставалось лишь сидеть, привыкая к новой обстановке и стараясь не обращать внимания на боль в ноге и знакомое мерзкое ощущение в животе. Достав колоду карт, я положил ее на кофейный столик. Впрочем, раскладывать карты я не стал. Они у меня не для этого. Вместо этого я включил музыку в своем телефоне и стал читать разрекламированный триллер, о развязке которого я уже догадывался. Затем я пошел к задней двери, открыл ее и, встав в дверном проеме, закурил сигарету, разглядывая запущенный сад.

Небо было аспидно-черным, без единой звездочки. Прожив столько лет в городе, я успел позабыть, что такое ночь в сельской местности. В городе никогда не бывает по-настоящему темно, и уж точно не настолько тихо. Единственными звуками, которые я слышал, были мое собственное дыхание и потрескивание сигаретного фильтра.

Я вновь задумался о том, зачем на самом деле вернулся. Да, Арнхилл – изолированное, полузабытое место. Но за рубежом было бы безопаснее. Там бы меня от моих долгов и людей, преследующих не способного расплатиться проигравшего, отделяли бы тысячи миль.

Я мог бы сменить имя, стать барменом в какой-нибудь пляжной забегаловке, потягивать теперь «Маргариту» и любоваться закатом. Однако я выбрал это место. Или, возможно, оно выбрало меня.