К Тюдор - Похищение Энни Торн

Дерьмо!

– Шахта, – сказал я. – Она направляется в шахту.

Я не верю в судьбу.

Однако иногда в жизни присутствует некая неотвратимость, когда человеку сложно изменить ход событий.

Все началось здесь, в шахте. И в этот раз, похоже, должно было в ней и закончиться.

Не так, как я себе представлял. Не так, как я планировал. Впрочем, с планами всегда так. Они никогда не срабатывают в точности как ты задумал. А мой, похоже, не сработал вообще.

Все то время, пока мы ехали в «Рейндж Ровере», Хёрст так и не произнес ни слова. Однако я видел дикое выражение его глаз, видел, как он открывал и закрывал рот, словно пытаясь переварить то, что только что узнал. Пытаясь понять, как Мэри могла предать его. Солгать ему.

Я ожидал злости. Но он был просто сломлен. Он весь словно сжался. Я ошибался в его отношении. Думал, что Мэри была для него просто еще одним трофеем, вроде дома и машины. Однако Хёрст любил ее. Всегда. И, несмотря ни на что, по-прежнему хотел ее спасти.

У обочины я заметил небрежно припаркованную желтую «Мини». Ни Глории, ни ее машины видно не было, и я не знал, что чувствовать по этому поводу: беспокойство или облегчение.

Мы оба вышли из машины.

– Где она? – спросил Хёрст.

– Я не знаю. – Поводив по забору лучом фонаря, я нашел дыру, через которую протиснулся в прошлый раз. – Идем.

Я проскользнул в эту дыру, и Хёрст последовал за мной. Я услышал, как он выругался. За прошедшие годы потолстел не только его кошелек.

– Как раз вовремя.

Я вздрогнул. Из тени у забора возникла Глория. В этот раз она была одета в темное пальто, а не в свои обычные пастельные тона. Сообразно случаю.

Я огляделся.

– Где Мэри?

– В багажнике моей машины.

– Ах ты, сука, – сказал Хёрст.

Глория повернулась к нему.

– Стивен Хёрст, полагаю? На самом деле я шучу. Она скрылась вон за тем холмом примерно двадцать минут назад.

Я поспешил вмешаться:

– Глория, твои деньги – у Мэри. Больше тридцати штук. Более семисот пятидесяти. Нам нужно лишь добраться до нее.

Глория взглянула на Хёрста.

– А что с ним?

– А что с ним?

– Ты сказал, что деньги у Мэри, его жены.

– Да.

– Так какая от него польза?

– Глория…

– Именно.

Она двигалась так быстро, что я едва успел заметить ствол. Я лишь услышал хлопок, и вот Хёрст уже корчился на земле, крича и сжимая свою ногу. Темно-красная кровь фонтаном – в прямом смысле этого слова – хлестала из раны. Я опустился рядом с ним на колени и схватил его за руки.

– Господи Иисусе!

Я огляделся. Дорога за забором была пустынной. Никого. Даже если по ней проедет машина, свет ее фар не сможет высветить нас здесь, в тени.

– Бедренная артерия, – сказала Глория, опуская пистолет с большим глушителем. – Даже если я передавлю ее, он истечет кровью примерно за пятнадцать-двадцать минут.

Взгляд Хёрста встретился с моим. Глория схватила меня за руку и потянула вверх.

– Ты теряешь время. Иди и принеси мои гребаные деньги.

– Но как же…

Она прижала палец к моим губам.

– Тик-так.

Я ринулся вверх по холму, размахивая фонарем. Впрочем, он мне не был особо нужен. Меня вели инстинкт и страх. Трость я не взял, потому, взбираясь по скользким каменистым склонам и спускаясь с них, я все время спотыкался и хромал. Моя травмированная нога практически без остановки ныла. Ей вторили ребра. Однако часть меня ощущала какую-то отстраненность, словно я летел сам у себя над головой и смотрел, как высокий худощавый человек с одышкой курильщика и растрепанными черными волосами, шатаясь, бредет по сельской местности подобно пьяному бомжу.

Мне хотелось смеяться над абсурдностью происходящего, смеяться до боли в животе. Оно казалось мне каким-то мрачным, ужасным сном. Однако в глубине души я понимал, что все это происходит реально. Кошмар наяву, который начался двадцать пять лет назад.

И который закончится сегодня ночью.

У подножия холма я увидел ее. Скрестив ноги, она сидела у входа. Рядом с ней горела походная лампа, а у ее ног лежал рюкзак. Чтобы не замерзнуть, Мэри завязала голову платком и натянула капюшон. Она наклонилась, и на мгновение я подумал, что она молится. Однако в следующую секунду Мэри выпрямилась, и я увидел, что она просто зажигала сигарету.

Выключив фонарь, я смотрел на нее. Но я видел совсем не ее. Я видел пятнадцатилетнюю девчонку. Красивую, умную и… холодную. Я вдруг подумал о том, как я мог не замечать этого раньше. Впрочем, хорошенькое личико ослепляет, не давая увидеть многих недостатков. Особенно когда тебе пятнадцать и в твоем теле играют гормоны. Тебе все равно, что скрывается внутри, даже если там лишь темнота и гнилое нутро.

Я сделал шаг вперед.

– Мэри?

Она даже не обернулась.

– Я знала, что это будешь ты. Всегда ты. Ты с самого детства был занозой у меня в боку. Ты – как колючка.

– Ну, у меня даже фамилия созвучна терну.

– Уходи, Джо.

– Ладно. Если ты пойдешь со мной.

– Хорошая попытка.

– Тогда попробуем по-другому: если ты не пойдешь со мной, одна сумасшедшая леди убьет твоего мужа.

– Даже если бы я хоть на секунду тебе поверила – что мне с того? Когда я с этим покончу, мы с Джереми уедем подальше от Хёрста и от этой вонючей дыры. Навсегда.

– Ты должна знать, что это безумие.

– Это мой единственный шанс.

– Клиника в Америке была твоим единственным шансом. Ты хоть когда-то всерьез думала о том, чтобы туда поехать? Или все это было лишь уловкой, чтобы получить деньги?

Услышав это, она наконец повернулась ко мне. В свете лампы ее лицо выглядело пугающе худым и до ужаса спокойным.

– Знаешь, в скольких случаях из ста наступает ремиссия? В тридцати. Всего в тридцати процентах случаев.

– Я делал ставки и похуже.

– И выигрывал?

Я ничего ей не ответил.

– Так и думала, что нет. А я не хочу рисковать. Я не хочу умирать.

– Мы все умрем.

– Тебе легко говорить, ведь сам-то ты не стоишь на пороге смерти. – Она выпустила облачко сигаретного дыма. – Ты хоть представляешь, каково это? Закрывать каждый вечер глаза с мыслью о том, что ты, возможно, делаешь это в последний раз? И иногда желать, чтобы он был последним, потому что ты устал от страха и боли? Или, наоборот, сражаться со сном, потому что тебя приводит в ужас мысль о том, что ты можешь провалиться в темноту?

Ее глаза встретились с моими, и свет лампы придал им безумный блеск.

– Ты когда-нибудь задумывался о смерти? По-настоящему? Ни чувств, ни звуков, ни прикосновений. Небытие. Вечное.

Нет, подумал я. Потому что мы все стараемся этого не делать. В этом и заключается суть жизни. Мы все время стараемся чем-то себя занять, чтобы не смотреть в бездну. Ведь ее вид свел бы нас с ума.

– Ни один из нас не знает, сколько нам осталось.