Джоди Пиколт - Второй взгляд

— По крайней мере, мне об этом ничего не известно, — покачал головой Илай.

Как любой человек, в дом которого поздним вечером явился полицейский, Шелби подозревала самое худшее. По зрелом размышлении Илай отложил бы свой визит до утра. Но, получив от Фрэнки результат анализа ДНК, он воспылал столь жгучим желанием решить эту головоломку как можно быстрее, что уже не мог ждать. Ему нужен был человек, который поможет собрать разрозненные фрагменты воедино. ДНК Серого Волка не была обнаружена на веревке, но это не снимало с него обвинения в убийстве. ДНК Спенсера Пайка, напротив, на ней присутствовала, но это отнюдь не означало, что убийца именно он. Вопрос о том, кто убил Сисси Пайк, оставался открытым. И была ли она единственной жертвой, которую лишили жизни той ночью?

Сделав над собой усилие, Илай попытался сосредоточиться на причинах, которые привели его в этот дом. Эти причины не имели ни малейшего отношения к тому обстоятельству, что Шелби Уэйкман в течение последних трех недель каким-то непостижимым образом проникает в его подсознание. Она снится ему, и, проснувшись утром, он чувствует, что в комнате витает исходивший от нее аромат яблок. Кстати, наяву Шелби даже привлекательнее, чем во сне. Илай почти уступил неодолимому желанию коснуться ее руки, но вовремя спохватился.

— Я полагаю, что ваш брат располагает чрезвычайно важной информацией о деле, которое я сейчас расследую, — сообщил он, откашлявшись.

— Сомневаюсь, — покачала головой Шелби. — В последнее время Росс редко выходит из дому. А если выходит, то только на работу.

— Насколько мне известно, его работа — охота за привидениями, — уточнил Илай.

— Да. — Шелби внимательно посмотрела на Илая. — Вы наверняка считаете его сумасшедшим?

Тот уже собирался кивнуть в знак согласия. Действительно, он представить себе не мог, как можно потратить жизнь на погоню за тенями, существующими лишь в твоем воображении. Но, посмотрев в зеленые, словно морская вода, глаза Шелби, Илай перевел взгляд на ее крутой подбородок, почувствовав, как каждая клеточка его тела напряглась.

— Не знаю, что и думать об этом, — пожал он плечами.

Внезапно к лицу Шелби прилила краска. Она резко поднялась, буркнула себе под нос что-то вроде «ксеротермия», подошла к окну и попыталась его открыть. Но раму перекосило, и у нее ничего не получалось.

— Сейчас, — пробормотал Илай и поспешил на помощь.

Они стояли рядом, их плечи соприкасались. Илай дернул застрявшее окно изо всей силы, и поток холодного воздуха, ворвавшись в комнату, разделил их, словно упавшее лезвие гильотины.

— Спасибо, — улыбнулась Шелби.

— Не за что.

Илай хотел сказать что-то еще, но все слова, включая собственное имя, вылетели у него из головы. На лестнице раздался топот.

— Простите, — промямлил Илай. — Я не знал, что наверху кто-то спит.

— Итан не спал, — сказала Шелби.

В следующее мгновение в комнату вбежал мальчишка. Мелкий тощий пацан, одетый слишком тепло для этого времени года. Половину его лица закрывала надвинутая на глаза бейсболка. Илай разглядел, что кожа мальчика имеет странный молочно-белый оттенок. Одна его рука была забинтована, на другой краснело несколько волдырей, будто на нее брызнули кипятком. Улыбка у него оказалась такая же, как у матери, — слегка испуганная.

— Итан, иди погуляй на воздухе, — приказала Шелби.

— Дождь же идет!

— Уже перестал. Иди.

Она ждала, пока за мальчиком не закроется дверь. Когда колеса скейтборда загрохотали по деревянному настилу, Шелби повернулась к Илаю, скрестив руки на груди. Теперь она совершенно не походила на ту женщину, которой была несколько мгновений назад.

— Это мой сын.

Илай заметил, что ногти ее впились в кожу. Поза была такой напряженной, что казалось, Шелби вот-вот переломится пополам.

— Вы, наверное, подумали, что он… какой-то странный, — произнесла она обвиняющим тоном.

Ему нестерпимо хотелось погладить ее по спине. Сжать ее в объятиях, чтобы она расслабилась и вновь стала мягкой.

— Я подумал только, что он очень похож на вас, — признался Илай.

Звук был круглым, как лесной орех, мелким, как речная галька, но он не стихал в мозгу Спенсера Пайка ни на мгновение. Он сунул голову под подушку, но это не спасло от детского плача. Ворочаясь с боку на бок, Спенсер ковырял у себя в ушах так яростно, что на воротник пижамы закапала кровь.

— Мистер Пайк! Господи Исусе, что вы натворили! Мне необходима помощь! — закричала сиделка в устройство внутренней связи.

Двое санитаров, вбежавших в палату, прикрутили руки Спенсера к кровати, точно так же как они привязывали Джо Джигапулопуса, помешанного, обитавшего в соседней палате и время от времени пытавшегося съесть свой собственный палец.

— Уберите этого проклятого ребенка, — приказал Спенсер сиделке, которая смазывала глубокие ссадины вокруг его ушей.

— Никакого ребенка здесь нет и быть не может. Должно быть, вы видели его во сне.

По щекам Спенсера потекли слезы. От беспрестанного детского плача раскалывалась голова. Почему больше никто этого не слышит?

— Черт бы побрал этого ребенка, — бормотал он.

Сиделка сделала ему укол транквилизатора:

— Это вам поможет.

Как бы не так. Спенсер знал, что от этого укола он уснет, но ребенок непременно проникнет в его сон. Старик лежал неподвижно, глядя в потолок. Лекарство начинало действовать. Постепенно его руки и ноги расслабились, рот приоткрылся.

«Когда я наконец умру?» — подумал Спенсер и, сам того не замечая, произнес это вслух.

Сиделка посмотрела на него, взгляд ее карих глаз был спокоен и серьезен.

«У Сисси тоже были карие глаза…»

— Скоро, — негромко пообещала она.

Спенсер вздохнул. Ее ответ успокоил его лучше лекарства. На душе у него стало легче. Иногда человеку необходимо знать правду.

Мередит полагала, что мужчина — это разновидность аксессуара, нечто вроде пояса, кошелька или перчаток. Для того чтобы завершить свой образ, женщине бывает необходим последний штрих. К счастью, если ты появишься на публике без пояса или без перчаток, это не повлечет за собой никаких особых неудобств, хотя, конечно, поборникам стиля подобный просчет может показаться странным. После множества встреч с мужчинами, которые были ей не нужны, и напрасного ожидания того единственного, кто будет ей необходим, научный ум Мередит пришел к выводу: нужно уделять меньше внимания таким пустякам, как аксессуары.

Сейчас она ехала домой. Время приближалось к одиннадцати вечера — пробок быть не должно, значит путь из клиники займет минут сорок пять. По дороге Мередит могла размышлять о чем угодно, а не только о предстоящих делах. Как правило, другой возможности подумать спокойно у нее не было. Сегодня Мередит весь день занималась исследованием клеток четырех жизнеспособных бластул, принадлежавших семье, страдающей серповидноклеточной анемией. Сославшись на занятость, Мередит отказалась пойти вместе с коллегой на обед в честь какой-то продвинутой компании по производству медицинского оборудования. Между тем Мартин был мужчиной в ее вкусе — высокий рост, мощный интеллект, длинные пальцы исследователя. В первый год работы в Институте Дженерра Мередит так запала на Мартина, что иногда, после мимолетной встречи с ним в коридоре или около ксерокса, пряталась в туалете, ожидая, пока перестанут гореть щеки. Через год ее молитвы были услышаны. Босс послал ее на какой-то официальный обед вместе с Мартином. Тот стремительно накачался шампанским до одури и во всеуслышание предложил тост за восхитительные груди Мередит.