Уэнди Уокер - Эмма в ночи

Кроме того, она буквально каждому предмету и явлению присваивала пол – цветам, числам, буквам алфавита. A у нее была женского рода, B мужского. Какой-либо закономерности в этом не наблюдалось, подобные решения она принимала, руководствуясь исключительно фантазией и воображением. Например, D, E, F, G и H у нее относились к мужскому роду, в то время как X, Y и Z к женскому. Красный и оранжевый цвета она наделяла женским началом. А синий и голубой мужским. Список можно было бы продолжать и продолжать – подобным образом она каталогизировала самые обычные вещи и концепции и все только для того, чтобы унять бурю, без конца бушующую в ее душе из-за непредсказуемого отношения к ней главенствующего родителя, в данном случае матери.

У самой девушки расстройство личности не развилось, и впоследствии ей удалось создать крепкую, здоровую семью. По результатам исследования было установлено, что она разорвала порочный круг, хотя вопрос о том, что послужило тому причиной – вышеупомянутый копинг-механизм или что-то другое, остался открытым.

Эбби вновь мысленно вернулась к Мег. Им с сестрой избежать материнского гнева до конца так и не удалось. За ее плечами были годы употребления наркотиков, многочисленные мужчины и тревога, тоже немало подтачивающая здоровье. Но лично для себя доктор Уинтер выход нашла.

Этот аспект своего научного поиска – цикл патологии и то, как дети могли его избежать, – привлекал ее больше всего. В подобной ситуации человеческая душа будто сражается до последнего, чтобы выжить, упорно цепляясь за первородный инстинкт любить и быть любимым – что как раз и теряется в первую очередь при таком расстройстве личности. Контролируя остальные аспекты жизни, стараясь, чтобы на смену хаосу пришел родитель, некоторые, в том числе и Мег, демонстрируют признаки обсессивно-компульсивного расстройства [8] Обсессивно-компульсивное расстройство – психическая патология, характеризующаяся непроизвольным появлением навязчивых, мешающих или пугающих мыслей, так называемых обсессий. .

Другие, повзрослев, пытаются развивать отношения, в которых партнеры зависят друг от друга, – подыскивают спутников жизни, которые гарантированно никогда их не бросят, предпочитают недолговечные связи, чтобы одержать победу и тут же пойти дальше, без конца доказывая себе, что в их власти добиться от окружающих чего угодно. Типичный тому пример – серийный приверженец моногамии, плейбой, «мачо» (хотя Эбби ненавидела это слово всеми фибрами души). Мег через все это прошла – все считала и перечисляла, в молодости то и дело заводила все новых и новых мужчин, пока, наконец, не связала судьбу с нынешним мужем, который ее буквально боготворил.

А что сделала Эбби, чтобы убежать? Мег не раз говорила, что она отвергает все слишком женственное, все, что так или иначе связано с их матерью. Макияж, коротенькие юбки, высокие каблуки. И любила повторять, что Эбби будто живет за невидимым щитом, – даже близко не подпуская к себе никого, кто мог бы обидеть ее или обмануть. Но против самокопания у Эбби было железное правило, которого она всегда с успехом придерживалась: никогда не зацикливаться на подобных мыслях.

На нее навалилась усталость. У ног лежал пес, и она со стаканом в руке уселась рядом с ним на полу. Собака положила ей на колени морду, женщина закрыла глаза, вновь выпустила мысли на волю и опять вернулась к Касс. Девушка тоже привыкла все перечислять и считать. Может, это и был ее способ убежать от матери? Вечный подсчет, а также любовь и привязанность к Эмме, будто не Джуди, а она была ее матерью? До идеала здесь было далеко – порой Эмма вела себя жестоко, а иногда и безразлично. Но что-то в этом все же было.

Но как же быть с Эммой? Что, если она так и не смогла вырваться из этого круга? Что, если все, что Эбби знала о Джуди Мартин, было только вершиной айсберга? Что, если разорвать цикл Эмма просто не могла, потому что была «любимым» ребенком и в этом качестве именно ей доставались самые болезненные эмоциональные удары? Боже праведный , как же Эбби устала. А теперь, в довершение ко всему, от виски у нее гудела голова.

В ушах до сих стоял голос Лео, который вечером, после разговора с Касс, сказал: «Мы найдем ее, малыш. Мы найдем Эмму». А если нет? Если они без конца будут ходить по кругу, не в состоянии узреть истину?

В истории Касс – в том, что она рассказывала и о чем умалчивала, – что-то не сходилось.

Голос Лео затих. Эбби захотелось, чтобы он сейчас оказался рядом, обнял ее за плечи и тихим, ровным голосом прошептал, что все будет хорошо, что на этот раз они не станут повторять старые ошибки и найдут Эмму – даже если бы она ему не поверила. Можно было бы просто сделать вид. На один вечер. На несколько часов покоя. Сделать вид, и все.

Она откинула голову, прислонилась затылком к стене и закрыла глаза.

В первую ночь дома я проспала только четыре часа двадцать минут. Проснулась от тревожного кошмара, почувствовала себя неуютно, и после этого мозг уже не смог расслабиться и отдохнуть. Это меня взбесило, потому как я понимала, с чем мне придется столкнуться на следующий день.

Во сне Билл стоял на причале и в вытянутой руке держал над водой ребенка Эммы. Девочка плакала, ее голос будто ножом полосовал мое сердце. Потом он ее отпустил, и малышка скрылась в черной, холодной воде. Эта очаровательная, маленькая, горячо любимая девчушка с белокурыми кудряшками и большими голубыми глазами. Невинное дитя. Плач прекратился, на смену страху пришел ужас, парализовавший ее беззащитное тельце. В момент соприкосновения с водой девочка замерла – от глаз до ног – и все ее члены окоченели. Она даже не могла протянуть руку Биллу, когда он повернулся и стал уходить, обрекая ее на верную смерть.

Когда я проснулась, во мне бушевала такая ярость, что я испугалась, как бы она не взорвалась в груди и не испепелила нас всех. Не сожгла дом дотла вместе с его обитателями. Мной. Миссис Мартин. Мистером Мартином.

Я схватила подушку, как можно глубже зарылась в нее лицом и стала выкрикивать страшные слова, не предназначенные для чужих ушей. Слова ненависти и жестокости. И в тот момент поняла, что даже если ФБР откажется от поисков, я буду и дальше искать Билла и Люси Праттов, пока не найду их и не заставлю за все заплатить.

Потом я замерла и прижала к груди подушку, вспомнив, что когда-то меня так же обнимала Эмма. Попыталась услышать ее голос: Станем делать что хотим и больше не впустим ее в свою жизнь. Плюнем на все, и на том конец. Я почувствовала, что стала успокаиваться, хотя и знала, что так уже не будет никогда. Из этого дома у меня получится уйти, только когда найдут Эмму.