Рэндалл Силвис - Два дня

«Начинается трудное время», – подумал Демарко. Он вымыл и вытер тарелку, ополоснул и высушил руки и подлил в свой бокал еще виски. Не отходя от кухонной мойки, сержант кинул пронзительный взгляд в окно – на маленькую заднюю лужайку, погруженную в темноту. Когда Демарко был моложе, он любил сиживать летними вечерами на ступеньке крыльца, с кружкой пива или чашкой холодного чая в руке, и болтать с Ларейн, пока та облагораживала цветочные клумбы. Больше всего ей нравились желтые нарциссы, лилии и гладиолусы – высокие, величественные цветы, требующие особого внимания и ухода. А Демарко питал пристрастие к бархатцам, хризантемам, тунбергиям и подсолнечникам – ярким, эффектным, цветистым и пышным. А еще больше он любил наблюдать за изящными руками Ларейн, выдергивающими сорняки и рыхлящими почву. Тогда Демарко был искренне убежден, что такая забота о цветах отражает основательность натуры; ему даже в голову не приходило, что под ней может скрываться слабость и неустойчивость духа. Но это было давно, очень давно. И цветы уже больше не росли возле его дома.

Именно для Ларейн Демарко начал выкладывать плиткой дорожку, бегущую от заднего крыльца к маленькому, похожему на сарай гаражу. И ради нее он начал переоборудовать второй этаж гаража – под ее швейную мастерскую, тренажерный зал и читальню. «Ты тоже можешь ими пользоваться, – повторяла ему тогда Ларейн. – Я не хочу, чтобы ты считал все это только моим».

Но он так считал. Ведь все это делалось для нее. Но дорожка так и осталась невыложенной, а второй этаж гаража – незавершенным.

Демарко смотрел в темноту и мечтал найти в себе силы вернуться к этим работам. Ему хотелось зарядиться такой энергией, чтобы он мог работать по двадцать часов в сутки, доводить себя до полного изнеможения и забываться потом – на оставшиеся четыре часа – глубоким, мертвецким сном без всяких сновидений. Увы, его тело теперь уставало очень быстро, а внимание становилось рассеянным еще задолго до того, как он ощущал готовность заснуть. Так было и на этот раз. Демарко знал: если он ляжет сейчас в постель, все закончится как обычно – ему придется заглушать свои мысли каким-нибудь ночным ток-шоу на радио. Любимой передачей сержанта была программа, посвященная сверхъестественному – людям-теням, призракам, духам и демонам, полтергейсту и разным фантомам. Истории о счастливой или осознанной загробной жизни приковывали и будоражили его внимание; он вслушивался в каждое слово в надежде поверить в них и утешиться. А все остальные, как правило, навевали на него дрему, как бы ни стремились демоны и полтергейсты проникнуть в его мозг с радиоволнами.

Вот и сейчас Демарко понимал: он сумеет крепко заснуть, лишь убив каким-либо образом часа три. Можно было, конечно, напиться до беспамятства. Но расплачиваться за это ему бы пришлось весь следующий день. Да и, по правде говоря, ему совсем не хотелось терять головы; коварное похмелье могло перемешать и спутать в его мозгу разрозненные факты о Хьюстоне. А сержанту хотелось, чтобы они оставались там разложенными по полочкам, чтобы он смог в конечном итоге собрать из них весь пазл жизни главного подозреваемого.

На самом деле Демарко уже решил, как ему убить эти три часа; только отказывался себе в этом признаться. С регулярностью раз или пару раз в месяц сержант поддавался порыву сесть за руль и поехать в Эри. После таких поездок он всегда потом ненавидел себя несколько дней – как мальчишка, которого застали мастурбирующим на порнокартинки.

Уже осознав, что именно так он поступит и этой ночью, Демарко все же простоял еще минут пятнадцать у окна. А потом, признав свою слабость и смирившись с ней, как он делал это всегда, буркнул себе под нос: «Ну а почему бы, черт возьми, не взять и не поехать?»

Дорога от дома до наклонного въезда на И-79 заняла не больше двадцати минут; этого времени Демарко вполне хватило, чтобы настроиться на нужный темп езды под парами виски. Устремившись по межштатной магистрали на север под звуки кливлендского блюза, он время от времени вынимал из чашкодержателя стакан и отхлебывал из него по глотку. От виски по его языку и горлу разливалось тепло, а сердце постепенно примирялось с действительностью. И Демарко уже почти перестал обращать внимание на высвечиваемые фарами знакомые ориентиры, позволив мышцам шеи и плеч избавиться от напряжения, а рукам, яростно сжимавшим руль, ослабить свою хватку. Ему даже показалось, что машина едет сама, своевольно отстранив его от управления. И сержант охотно предался этой иллюзии, отложив разборки с ней на утро.

Маленький Кейп-Код окутывала темнота; только в восточном окне первого этажа мерцал слабый огонек. «Светильник над плитой», – сказал себе Демарко. Только его оставляла горящим Ларейн, уходя вечером из дома. Этого светильника вполне хватало, чтобы осветить ей по возвращении путь до лестницы и наверх, в темноту.

Демарко проехал мимо ресторана «У Молли Бренниган» на Стейт-стрит, но белой «Максимы» Ларейн нигде не приметил. Похожая машина была припаркована у пожарной станции на Старой Французской дороге. Но номерной знак на ней был другим. Демарко продолжил петлять по городку, следуя проторенным Ларейн путем к ее излюбленным ночным заведениям. Его автомобиль катился как на автопилоте. Принудив себя сбавить обороты, Демарко постарался отбросить неприятные предчувствия и не думать о неизбежном.

На Восточной 18-й улице, всего в квартале от того маленького театра, где они с Ларейн частенько гуляли в первые пять лет брака – единственном счастливом периоде за восемнадцать лет их совместной жизни – Демарко остановился. Как можно дальше от ближайшего уличного фонаря, но в пределах видимости белой «Максимы», припаркованной на приподнятой стоянке отеля «Холидей Инн» через дорогу. «Могла бы припарковаться и не так приметно», – пробурчал себе под нос сержант. Ларейн никогда не пряталась от людских глаз. Демарко признал этот факт, но предпочел не зацикливаться на нем. Размышлять лучше ясным днем на свежую голову. А напрягать мозги ночью чревато последствиями.

Глядя на белую «Максиму», Демарко старался не думать о том, что Ларейн поджидает какого-то мужчину в баре отеля. Или уже не поджидает. Оба предположения причиняли ему боль. И Демарко попытался переключить мысли на маленький театр-студию рядом с отелем. «Интересно, он еще работает?» Они с Ларейн провели в его темном зале много счастливых часов, посмотрели там много спектаклей. Первым был «Гадкий койот». Демарко улыбнулся, вспомнив, как была шокирована Ларейн, когда во втором акте ведущая актриса труппы вышла на сцену практически голой.

«Как быстро все меняется», – подумал сержант.