Ким Онсу - Планировщики [litres]

– Тоже мне, строит из себя…

Он открыл окно и, глядя в узкий кривой проулок, примыкавший к задней стороне автовокзала, выкурил еще одну сигарету. В два часа пополудни в этом месте, несмотря на скопище самого разного рода заведений, стояла тишина. Прошло еще два часа, прежде чем появилась женщина. Она вошла, бросила равнодушный взгляд на Рэсэна и сказала:

– Привет.

Это было неискреннее, высокомерное приветствие, что в порядке вещей у женщин, уверенных в своей неотразимости. На первый взгляд не старше шестнадцати лет, рост около 160 сантиметров, внешность, притягивающая взгляды проходящих мимо мужчин, легкая тень печали на лице – словно картинка с опавшими листьями гинкго на настенном календаре.

– Раздевайтесь, – сказала женщина и сама быстро скинула платье, лифчик и трусики.

Не прошло и пяти секунд, как она уже стояла перед Рэсэном обнаженная. А он в растерянности сидел на кровати и смотрел на нее. Большие груди на хрупком теле выглядели странно, вызывая образ девочки-женщины из японских порнографических комиксов. Несмотря на то что она уже давно занималась проституцией, кожа у нее была по-детски гладкой и нежной.

Точно никто не знает, что происходило в комнате члена парламента К. Однако, что бы там ни происходило, какое отношение к нему имела эта женщина? Все ее прегрешение заключалось в том, что она ублажала вялый член старого хрыча, питающего нездоровую страсть к молоденьким девочкам. К тому же она и больших денег на этом не смогла заработать. Да, старики выкладывают довольно приличные суммы, чтобы вкусить запретный плод, но большая часть денег обычно уходит сутенерам. А этой женщине была уготована еще и незавидная судьба. Хотя и несчастливая судьба – часть жизни.

– Вы не будете раздеваться? – спросила женщина, недоуменно глядя на Рэсэна.

Он все так же молча смотрел на нее. Выждав, женщина вздохнула и сказала с легким раздражением:

– Вы не могли бы побыстрее? Я, знаете ли, тороплюсь.

Лицо ее выражало презрение. Не отрывая взгляда от этого лица, Рэсэн медленно сунул руку во внутренний карман кожаного пальто. Пистолет или нож? Что нужно вытащить, чтобы женщина не заорала истошно, не сделала какую-нибудь глупость? Говорят, по статистике, нож вызывает больший ужас, чем пистолет. Странно. Ужас ведь всегда иррационален. Рэсэн решил достать пистолет. Но еще до того, как он его вытащил, взгляд женщины застыл.

– Можно мне одеться? – спросила она дрожащим голосом.

– Какой в этом смысл? – холодно сказал Рэсэн.

– Не хочется умирать раздетой.

Женщина посмотрела Рэсэну прямо в глаза. Без злости, без ненависти. Это был взгляд измученного человека, который узнал слишком много об этом мире за слишком короткое время и научился предугадывать ситуацию. Абсолютная пустота зрачка парализованных страхом глаз, уже не желающих ничего видеть.

– Раздетой ты не умрешь, – сказал Рэсэн.

Однако женщина по-прежнему стояла перед ним голая и не двигалась.

– Одевайтесь.

Фамильярное “ты” Рэсэн решил сменить на вежливые манеры.

И только после этого она принялась одеваться, подбирая с пола одежду. Руки, державшие миленькие трусики с Микки-Маусом, сильно дрожали. Когда она оделась, Рэсэн встал, взял ее за плечи и усадил на кровать. Затем закрыл дверь на ключ. Женщина достала из сумочки пачку тонких сигарет “Вирджиния”, зажала одну губами и собралась прикурить, но из-за трясущихся рук никак не могла высечь огонь. Рэсэн достал свою зажигалку и дал ей огня. Женщина слегка склонила голову в знак благодарности, глубоко затянулась и, словно тяжелый вздох, выпустила долгую струю дыма. Она пыталась держаться спокойно, как будто много раз репетировала про себя эту сцену, которая должна была когда-то разыграться, но худые плечи ходили ходуном.

– Я не хочу, чтобы на теле остались раны. Вы можете так сделать? – спросила женщина тихим голосом.

Она не умоляла о пощаде. Лишь просила убить ее, не обезображивая тело. Вдруг вспомнился Чу. Что в этой женщине заставило остановиться заводную пружину в Чу? Худое тело, пробудившее сочувствие? Ее внешность японской девчушки из порнокомикса? Печать тревоги и страдания на лице, вызвавшие жалость и угрызения совести? Нет. Все это смешно. Чу не из тех, кто из-за романтической ерунды готов запороть дело.

Рэсэн медленно повторил слова женщины. Я не хочу, чтобы на теле остались раны… Не верилось в искренность этой женщины, готовой к смерти, главное – чтобы без ран на теле. Он медленно поднял голову и как можно спокойнее сказал:

– На теле не будет ран.

На лице женщины тут же проступил страх. Словно она только сейчас поняла, зачем в углу стоит огромный чемодан. То ли от страха, то ли от нарисовавшейся в ее голове сцены с чемоданом она затряслась всем телом.

– Вот в этом чемодане вы вынесете мой труп?

Она не запиналась, но ужас в голосе был отчетлив. Рэсэн кивнул.

– И куда вы его денете? Бросите на свалке или где-нибудь в лесу?

Надо ли ей говорить? Рэсэн на минуту задумался. Нет, незачем ей знать об этом. В то же время, говори или не говори, все равно ничего не изменится.

– Ни на свалке, ни в лесу. Тело кремируют. Нелегально, разумеется.

– Значит, никто не узнает, что я умерла. И ничего похожего на похороны не будет.

Рэсэн опять кивнул. Все это время державшая себя в руках женщина разрыдалась. Разве на пороге смерти так важно знать, что станется с твоим трупом? Однако сейчас ее больше беспокоила не сама смерть, а то, как она будет выглядеть после смерти. Почему женщина в двадцать один год думает об этом? Она сжала зубы, ладонью вытерла слезы и решительно посмотрела на Рэсэна. Ее взгляд говорил: “Такому, как ты, я больше не покажу своих слез и о пощаде просить не буду”.

– Ну и как же вы убьете меня?

Впервые за пятнадцать лет киллерской жизни ему задали такой вопрос, и Рэсэн немного растерялся.

– Это вы меня спрашиваете?

– Да.

Согласно плану, следовало сломать ей шею. Свернуть тонкую шею женщине, весящей меньше тридцати восьми кило, не составляет труда. Если жертва не будет шумно сопротивляться, все закончится тихо и страдать ей почти не придется. Однако если начнет сопротивляться, то шейные позвонки могут выскочить, пробив кожу. Бывают случаи, когда шея у человека свернута, но сам он еще в сознании, и тогда приходится несколько мучительных минут душить его изо всех сил, пока не испустит дух.

– А как вы предпочли бы умереть? – Вопрос прозвучал сухо.

Рэсэн и сам почувствовал его неестественность. “Как вы хотите умереть?” Он что, официант и принимает заказ на стейк? Как вообще возможен такой диалог? Женщина опустила голову и несколько минут молчала, размышляя. Но казалось, она вовсе и не обдумывает ответ, а взвешивает решение, принятое уже давно.