Светлана Логинова - Чёрная вдова

— Не будем заострять на этом внимание. Ты не согласен, ну и ладно… Не спорю. Только думаю, мил друг, что в тебе просто говорит максимализм молодости. Ну, не велика беда! Настанет время, будешь судить более объективно…

Он поинтересовался, как поживает тетка Эдварда, бывшая учительница, отметив, что его чадо — Родион не назвал ни имени, ни пола ребенка — тоже имело удовольствие посещать ее уроки. Затем плавно перешел на тему бальных танцев.

— Это просто отлично, что теперь в школах учат не только математике и прочему, но и бальные танцы ввели. Было бы неплохо, если бы еще и хорошие манеры добавили. Помнишь, как девицам в Смольном или юнкерам? А то, понимаешь ли, испекут из человека, скажем, классного электронщика, а он, попав в приличное общество, чувствует себя совершенно потерянным, двух слов связать не может, не знает, какая вилка для рыбы, какая для мяса и как есть суши. Даже ударение в этом слове — заставь его произнести «суши» — поставит не так. Обидно.

Подцепив на вилку маринованный огурчик, Родион Александрович продолжил:

— Знаешь, чем отличалась старая интеллигенция от новой? Нутром. Да не физическим, а духовным. Вот послушай… Был у нас в горном институте один профессор — Алексей Иванович. Душа человек. Почти всего Баратынского наизусть знал, на скрипке играл. А как лекции вел — заслушаешься! Хотя предмет-то вроде сухой и неинтересный — химия. Питерцы — я имею в виду коренных, а не вологодских, заполонивших город после войны, — настоящие интеллигенты. У них порядочность и интеллигентность не наносные, а впитаны в кровь с молоком матери. Такие качества не вобьешь ни воспитанием, ни образованием. Недаром говорят, что интеллигентность либо есть, либо нет. Как ни учи ты плебея, втолковывая ему о чести и достоинстве, в критических ситуациях от покажет свое мурло.

Родион Александрович вдруг хитро прищурил один глаз и лукаво спросил:

— Вот ответь мне на такой простой вопрос: как ты поведешь себя, если случайно окажешься в числе сотни гостей на приеме английского консула и заметишь на полу в фойе кольцо с крупным бриллиантом? Вокруг — ни души… Возьмешь — никто не заметит, не заподозрит, а ты обогатишься, скажем, на двадцать тысяч «зеленых». Поднимешь и найдешь хозяина кольца — честным прослывешь. Не возьмешь — кто-то другой подберет и в карман себе положит. Так что лучше: быть честным и нищим или богатым и при этом — заметь — не вором. Ты ж не украл у кого-то это кольцо…

Заметив нерешительность Эдварда, Родион Александрович расхохотался:

— Вижу, думаешь, что мне ответить. Надо бы сказать, что отдашь кольцо, а ведь не хочется! Ой как не хочется. Правда? Что-то мне подсказывает, что ты отдал бы кольцо. Ну и дурак был бы! Что, шокировал я тебя? Не ожидал такого ответа? Да ты не переживай, я ведь не больной и не святой. И не интеллигент, хотя порой и сожалею об этом.

Он встал, подбросил в огонь несколько березовых поленьев и вновь устроился напротив Эдварда, наполнил его стопку.

— Давай пей. Впрочем, я не неволю, но под хорошую закуску не захмелеешь, парень. А домой тебя мои орлы доставят в целости и сохранности, ни один волосок не упадет с твоей головы.

Шелковников поднял стопку:

— Как это по-эстонски сказать — на здоровье? Не обессудь, всю жизнь живу в Эстонии, но ничего кроме «здравствуйте» и «до свидания» не знаю. Да нам, нарвитянам, это и не надо было никогда. Сейчас начали гнобить — учите язык, а то без работы останетесь. Мне-то это не грозит, я всегда при работе. А вот молодежи нашей туго приходится.

Кстати, расскажу тебе одну прикольную историю. Был у меня знакомый из интеллигентной питерской семьи — Роман Маркович, который во время блокады попал в Эстонию, и назад в город на Неве ни его самого, никого из семьи так и не пустили, заявив, что «хромает» пятый пунктик, хотя он к этому пунктику не имел отношения… Что такое этот пресловутый пятый пункт анкеты, ты знаешь? Вижу, что нет. Национальность. Думали, что Роман Маркович — еврей.

Родион подкинул в камин несколько чурбаков.

— Кому-то из вологодских плебеев досталась их просторная квартира и шикарная библиотека. Работал я когда-то с этим человеком, пока меня не посадили за решетку за смертельный случай на моем участке. Я горным механиком на шахте был в то время, Роман Маркович работал в научно-исследовательском институте, бывал у нас на шахте часто. Интересный, хочу сказать тебе, человек. Многое порассказывал мне о жизни. Так вот, родная сестра его матери — молодая балерина — оказалась году в сорок втором за границей, в Германии. После окончания войны она так и не смогла, а может, не захотела, вернуться в Союз. Получив хорошее воспитание и классическое балетное образование, она была востребована в разных балетных труппах. И пошла судьба ее носить по странам и весям. В последние годы она, уже старая женщина, жила до самой смерти в Америке, но поначалу, как рассказывал Роман, пригнали ее в Германию, и она к концу войны уже свободно говорила на немецком. Неожиданно, уже в сорок пятом, случилось ей оказаться в Англии, причем в высшем обществе, на банкете для особо избранных. Приемы у знати для нее были не в новинку, потому что ее — молодую, красивую и талантливую, с удовольствием принимали у себя сливки немецкого общества, и она спокойно и комфортно чувствовала себя в такой обстановке — всегда была готова поддержать любой разговор, рассказать смешную историю.

Но в Англии, на этом приеме, сложилась особая ситуация. И дело вовсе, как ты, вероятно, догадался, не в чопорности английской знати или в напористости американских дипломатов и генералов, тоже приглашенных в честь победы над Германией на банкет, а в самом элементарном — в незнании английского языка. Наша балерина знала по-английски лишь два-три десятка коротких бытовых фраз, да и те, за исключением «привет» и «меня зовут…», мгновенно испарились из ее очаровательной, но совсем неглупой головки. И тут к ней подходит капитан военно-воздушных сил Ее Величества королевы Британии и спрашивает: отчего это такая изумительно красивая девушка пребывает в гордом одиночестве и почему она не произнесла ни единого тоста в честь союзников — американцев и англичан? Балерина с трудом поняла капитана и, путая английские и немецкие слова, объяснила бравому пилоту, уже нетвердо державшему равновесие в силу обилия выпитого, что она — не американка и не англичанка, а русская.

«О! — В восторге воскликнул капитан. — Вы здесь — единственный представитель вашего героического народа, поэтому вы просто обязаны произнести тост в честь союзников от имени страны, победившей фашизм. Я вам сейчас напишу этот тост». И, отыскав клочок бумаги, быстро нацарапал недлинную фразу, посоветовав балерине прочесть ее пару раз, чтобы не запнуться, когда надо будет произносить эту фразу перед большой публикой.