Крис Хаммер - Выстрелы на пустоши

– Джулиан? – повторяет она, и снова, словно оценивая звучание: – Джулиан… Джулиан Флинт.

– Мэнди, это скверная история.

– Давай, чего уж там.

И он рассказывает. Начинает с хорошего: солдат элитного подразделения, прирожденный лидер; затем следует плохое: плен у талибов, психологическая травма; и, наконец, неприглядное – выход из повиновения, убийства, клеймо военного преступника. Бегство из-под стражи.

Мэнди, окаменев, не встревает. Лишь дрожание губ выдает ее чувства.

– Байрон был убийцей? – спрашивает она и тут же отвечает на собственный вопрос: – Байрон всегда был убийцей.

Мартин хочет подойти к ней, утешить, но пока рано.

– Мэнди, еще не все. Эйвери Фостер, владелец пивной… он знал Флинта с афганских времен. Был тогда капелланом. Вероятно, Фостер помог ему тайно вернуться и пристроил здесь священником.

Мэнди садится там, где стояла, позабыв про кофеварку. Безупречные черты подернуты болью, словно водная гладь рябью.

– Значит, притворство? Он только изображал священника? Ушам своим не верю. Байрон был слишком… не знаю… слишком хорош в этой роли.

– Нет, он действительно был священником. Его рукоположили в сан… под вымышленным именем, но рукоположили. Вряд ли Флинт притворялся. Они с Фостером посылали деньги в Афганистан одному сиротскому приюту. Вероятно, пытались таким образом замолить грехи, искупить вину.

Мэнди моргает, уже став намного спокойнее.

– Ты обо всем напишешь?

– Да. – Мартин кивает. – Если не я, то кто-нибудь другой. Власти все знают. В ходе следствия информация по-любому всплывет. Может, даже раньше.

– Мартин, я доверяла ему. Любила его. – Мэнди смотрит прямо в глаза. – Может, Байрон убил тех людей из-за меня? Потому что Крейг и его друзья узнали, кто он на самом деле? Что он плохой?

– Нет, Мэнди. Те пятеро не догадывались, что на самом деле его зовут Джулиан Флинт.

– Тогда почему?

– Я близок к разгадке. Вроде почти нащупал, но нужна помощь.

– Как я могу помочь?

– Своим дневником.

– О, Мартин!

Такое чувство, что Мэнди вот-вот осядет на пол, будто под весом тяжелого груза. Она больше не хочет встречаться взглядом, потупилась и вскоре отворачивается к Лиаму, который, лежа на спине, играет с кубиками и что-то лепечет под нос.

Мартин, встав, подходит к ней, приседает на корточки и берет ее за руки. Наконец она поднимает глаза.

– По дневнику видно, что ту ночь, когда похитили немок, Байрон провел здесь, со мной. Нужно было сказать полицейским правду, чтобы не думали, будто девушек убил он. Я ведь знала, что это не так, настоящий убийца где-то рядом и может отобрать чью-то жизнь снова. Требовалось их просветить.

Мартин стискивает ее руку.

– Мэнди, ты все сделала правильно. Совершенно правильно. Копы ошибались, а ты нет. Тех девушек убил Джейми Ландерс. – Помолчав, он с напором продолжает: – Зачем тебе понадобилось вырывать страницы? От чего ты пыталась защитить Байрона?

– Байрона? – Она выглядит чуть удивленной. – Я защищала не его. Он погиб. Ему это уже не причинило бы вреда.

– Тогда кого?

– Робби.

– Робби Хаус-Джонса?

– Да.

Мартину вспоминается юный констебль, его покрасневшие руки и лицо, черное от копоти.

– Почему, Мэнди? Что такое страшное было у тебя в дневнике?

Она закрывает глаза, прикусив губу, собирается с духом.

– Робби преклонялся перед Байроном, словно перед каким-то божеством. Был от него без ума, может, даже любил. Мы с Байроном еще шутили на эту тему. Если бы в полиции такое прочли, их нелепый мирок обошелся бы с парнем безжалостно.

– Твоя правда. Но ведь это не все? Возможно, желание его защитить – достаточный повод вырвать страницы, только этого слишком мало для того, чтобы рисковать арестом, тюрьмой и разлукой с Лиамом. Наверняка есть что-то еще.

– Байрон кое-что рассказал. – Мэнди глядит на Мартина в упор. – Не о том, что он Джулиан Флинт, ничего такого, и ни слова о службе в Афганистане… другое. Про людей, которые выращивают наркотики на Пустоши и сбывают мотобанде. Он этим людям помогал, выступал посредником, чтобы байкеры их не ограбили. Когда мы последний раз виделись перед той роковой службой в церкви, Байрон сообщил, что уезжает, но не может меня забрать и в случае чего мне следует искать помощи у Робби. Он сказал, что Робби в курсе его дел. Робби покрывал Байрона. Вот что я вырвала.

– Ты выгораживала Робби?

– Он не виноват, Мартин. Парень любил Байрона, верил ему. И защищал его, причем бесплатно. Это была не коррупция, а любовь.

– Кто еще знал?

– Думаю, в подробностях вообще никто, даже Робби. Зато все были в курсе, что у Байрона есть деньги. На футбольную команду, на детско-юношеский центр, на помощь нуждающимся семьям. А также пожарным, боулинг-клубу. Мы все повязаны – засуха не кончалась, жить становилось труднее, – мы не задавали вопросов.

Внезапно Мэнди встает, он уже не держит ее за руки, а обняв, притягивает к себе. Нужно сказать ей, что Байрон был не только посредником. А заодно и о Харли Снауче, пусть пройдет тест на ДНК. Но все это подождет.

День жарок. День горяч. День скучен. Утренний ветерок умер, и солнце висит над Риверсендом, как топор палача. Едва отперев двери, все опять закрылось – на неделю, а может, навсегда. Банк, комиссионка, художественная галерея, контора риелтора, парикмахерская. Заколоченный и анонимный винный салун вернулся в единоличное владение своих призраков. Над руинами пивной еще вьются струйки дыма, и по улицам, как шакалы, рыскают журналисты. Неизменно неподвижный солдат на перекрестке понуро созерцает со своего пьедестала то же самое мгновение тишины, что и бо́льшую часть века. Рядом с пивной – нетронутый огнем, но до сих пор закрытый универсам, воду в бутылках не купишь.

За десять дней город стал почти родным, кажется, что изучил тут каждое здание, каждую мелочь, знаешь всех жителей если не лично, то в лицо. А еще теперь Мартин проведал их грязную тайну. Он знает город, город знает его, пора бы домой. Ничто здесь больше не держит. Веллингтон Смит ждет, предлагает деньги, воодушевленно сыплет обещаниями.

В итоге Мартин с Мэнди поссорились. Какой-то миг, сжимая ее в объятиях, он надеялся на большее и верил, что держит в руках свое счастливое будущее. А потом все испортил. Как выяснилось, он не до конца понимал, через что ей пришлось пройти: утрата любимой матери, обман Свифта, предательство Снауча. Кто бы мог подумать, что правда так сильно ее заденет? Теперь Мэнди знает, что священник ей не доверял, не открылся, кто он на самом деле, хоть и изображал любовь. Хоть и сделал ей ребенка. Свифт обманывал ее точно так же, как и всех остальных. Так что Мэнди не успокоило предположение, что его предсмертный поступок – убийство пятерых человек – на самом деле был попыткой ее защитить, просто направленной не на тех лиц. Она вскипела, досталось обоим – и Свифту, и Мартину. Как смеет этот священник, этот жестокий человек с жестоким прошлым, убивать в ее защиту! Она что, не смогла бы защитить себя сама от хищнических поползновений Крейга Ландерса и ему подобных? Не Ландерс ее обрюхатил, а Свифт!