Влада Ольховская - Дом мистера Кристи

— Но ведь ради них он нарушил канву собственной истории, — указал Леон.

— В смысле?

— Он не убил Дениса Гордейчика. То есть, повел себя так, как подражатель не смог бы. Поэтому я и подумал, что он добился своего, нет больше смысла убивать!

— Нет, тут другое. Пойдем отсюда, я уже мерзну!

Она первой направилась к выходу из зала, и Леон последовал за ней. Странно было не видеть здесь Диму, не говорить с ним, не предупреждать, что они уже уходят. Он сейчас старался не думать о том, почему его брата нет на работе. Для этого еще будет время! Вроде как Ярику удалось накопать что-то на Виталия Малинова, но об этом Леон собирался поговорить с ним позже.

Они вышли из морга, и свежий весенний воздух показался непривычно теплым после искусственной прохлады.

— Он не убил ребенка, потому что не смог, — пояснила Анна. — Убийство детей — это вообще особая лига. По-своему, это дно. У нормального человека в подсознании заложено: не трогай детей. Даже наше животное начало, самое примитивное, что есть в нас, намекает, что детенышей обижать нельзя. Серийные убийцы — люди с определенным психологическим сбоем, это правда. Но он не всегда отменяет всю связь с людьми. Ты должен знать это хотя бы потому, что твой отец не перестал тебя любить.

— Не будем о нем, — помрачнел Леон.

— Как тебе будет угодно, хотя он — удачный пример убийцы, еще способного на некую, пусть и извращенную, эмпатию. Наш подражатель — человек холодный, расчетливый и безжалостный. Ему ничего не стоит убить мужчину или женщину, даже совсем молоденькую девушку вроде Алины Кисловской. Думаю, он находит себе сотню оправданий для этого: что они грешные, заслуживают смерти, сами напросились. Серийные убийцы обычно повторяют примерно одно и то же. Но убить ребенка — это выше его сил. Ребенок в его глазах безвинен. Значит, он не лишен чувств и эмоций. Это повышает шансы на то, что однажды он допустит ошибку, именно поддавшись страстям, так чаще всего и бывает. Он уже пошел на риск, когда отпустил Дениса.

— Не такой уж большой риск: мальчик ведь его не видел!

— Но мог слышать и запомнить его голос. Да и потом, вместе с Денисом мы получили кое-какие улики, которые позже могут оказаться бесценными. Подражатель это допустил.

Под ногтями Дениса удалось обнаружить чернозем — плодородную землю, которой не было ни в лесу, ни на одежде или теле Вячеслава Гордейчика. Получается, что бы там ни придумали следователи, сын был где-то без отца, и встретились они только в лесу.

На ботиночках ребенка нашли ту же землю, а в ней — следы сухих стеблей и листьев. Оказалось, что это помидоры — точнее, сухие остатки помидоров, причем даже не прошлогодних. На курточке Дениса обнаружили розовые шипы. Все указывало на то, что мальчик был в старом саду, заброшенном или просто неухоженном.

А точнее, в доме рядом с этим садом, потому что иначе он замерз бы. В будущем это могло стать намеком, но пока ничего не значило. Мало ли вокруг Москвы садов и огородов!

— Хорошо, допустим, он не смог убить ребенка, — кивнул Леон. — Но из-за этого он перестал быть подражателем Кристи. Разве это не разрушило его план?

— Не обязательно.

— Почему?

— Потому что он просто выбрал ту версию событий, которая ему удобна, — отозвалась Анна.

— Понимаешь ли, Джону Кристи приписывают восемь официальных жертв, хотя лично я подозреваю, что их было намного больше. Но сейчас это не принципиально, восемь и восемь. А признался он только в семи убийствах.

— Ты хочешь сказать?..

— Думаю, ты уже знаешь, что я хочу сказать. Джон Кристи никогда не признавался в убийстве Джеральдины Эванс. До самой смертной казни он утверждал, что малышку убил ее отец, Тимоти Эванс.

— Может, так и было?

— Не было. Тело Джеральдины нашли рядом с телом матери, они были убиты одинаковым способом. Тут я солидарна с британской толпой: маловероятно, что в одном доме жили два душителя.

— Но почему тогда Кристи не признался? — удивился Леон. — Мне казалось, что маньяки любят потрепаться о своих достижениях!

— Не все и не всегда. Я уже говорила тебе, Кристи надеялся на оправдательный приговор ровно до тех пор, как на его шее не захлестнулась петля. Точнее, не оправдательный приговор, а признание его сумасшедшим и нуждающимся в лечении, для таких, как он, это последняя надежда. Ему нужно было давить на жалость, всеми силами показывать, что он сожалеет, что не мог остановиться. Ему нужно было, чтобы ему сочувствовали, а убийство ребенка уничтожает любую надежду на жалость. Поэтому он не признавался ни в каких других жертвах, кроме тех, чьи тела нашли в его доме. Поэтому он отрицал, что убил Джеральдину. Наш подражатель мог ухватиться за эту возможность. В любом случае, на его счету уже четыре жертвы, а будет восемь, если он не остановится.

— Значит, возвращаемся к тому, над чем работали раньше?

— Именно.

Они отвлеклись на дело Гордейчиков, когда пропал Вячеслав. Они надеялись спасти его — но ничего не получилось. Леон чувствовал: это задело Анну больше, чем она готова была показать. Ведь она догадывалась, что так будет, и не успела предупредить Гордейчика, потому что его выпустили слишком рано и неожиданно!

Но этого было недостаточно, чтобы остановить ее. Раз Гордейчика больше нет, они могли возвращаться к самому странному и вместе с тем многообещающему следу — убийству Евы Майковой.

В паркинге опять были проблемы с освещением. Темные залы и ряды машин тонули во тьме, и полагаться приходилось только на свет фар. Особенно неудобно это было на лестнице, но Виталий Малинов уже почти привык. Тут такое часто бывало: парковку построили с нарушениями, поэтому проводка выходила из строя не реже двух раз в месяц.

Его волновало лишь то, что из-за этого дефекта место ему досталось по дешевке. Он любил деньги и ради возможности их сэкономить был готов пойти на многое. А уж ради возможности их получить… Сложно сказать, на что он не пошел бы!

Теперь перед Малиновым маячили очень большие деньги. Поначалу они казались такими легкими, что он уже прикидывал, на что их потратит. Но дальше начались сложности, и боль в заживающем плече не давала забыть, сколько планов уже сорвалось и сколько ошибок было допущено.

Он все равно не собирался отступать. Малинов считал себя охотником, хозяином жизни, он знал, что сумеет получить свое — а эти деньги он уже считал своими. Поэтому в истории с наследством он собирался вести себя точно так же, как в этом темном паркинге: терпеть любые трудности, чтобы стать богаче.

Однако это все потом, не сегодня. Он вымотался и хотел провести вечер в тишине и покое. Поэтому он оставил машину на привычном месте, закрыл ее, но дальше пары шагов пройти не успел.